Это война, детка
Шрифт:
Я поспешила в ванную. Пускай дом был аккуратным, новым и роскошным, но являл собой причудливую версию ада. Могла ли я остаться здесь?
Из зеркала на меня смотрели мамины голубые глаза. Чем старше я становилась, тем больше напоминала ее. Но в то время как мои глаза блестели и сияли, мамины тускнели с каждой минутой. Сняв респиратор, я осмотрела свои губы. Они немного пересохли, и я понадеялась, что Вар даст мне бальзам.
Я могла остаться здесь. Была обязана ради мамы. Вар показался мне человеком слова. Я должна была поверить, что он вышлет моим
Сорок восемь минут спустя я выключила найденный в ванной фен и собрала волосы в аккуратный хвост, как меня и просили. С зачесанными волосами и без туши на ресницах я выглядела моложе и невиннее своих почти восемнадцати лет. В моих широко распахнутых глазах блестели страх, решимость и воспаленная ненависть к Гейбу, текшая по самим венам.
Он был во всем виноват.
Из размышлений меня вырвал тихий, но настойчивый стук в дверь.
— Вар сойдет с ума, если ты вскоре не появишься. К нему лучше приходить минута в минуту. Не слишком рано, но и, конечно, не опаздывать, — пояснил мне Эдисон через дверь.
Накинув белый плюшевый халат, я подвязала его поясом. Он был мягким, теплым и окутывал меня притягательным облаком. Приятные перемены после того, как последние две недели я проходила голой.
Повернув ручку, я открыла дверь и вышла к Эдисону. Для него забота о Варе была больше, чем просто работой. По непонятной причине старик, кажется, любил его.
— Покажите мне дорогу.
Я босиком прошла за ним в столовую. Перед стеклянным столом стоял Вар, склонившись над двумя тарелками. Я не могла отвести глаз от прекрасного мужчины. Без маски я смогла оценить каждую угловатость его лица и плавную черту. Темные брови, соответствовавшие небольшой щетине на щеках. Полные розовые губы шевелились и подрагивали, пока Вар говорил сам с собой. У него был волевой нос и челюсть, но, несмотря на костную структуру, его лицо не казалось злым.
Доброта.
Неподкупность.
Бесхитростность.
Оторванность от жизни.
Может, Вару и было двадцать восемь, но с моего ракурса он выглядел почти шестнадцатилетним.
Я уже собиралась его поприветствовать, когда Эдисон положил руку мне на плечо и остановил меня. Потом он руку убрал, но я осталась на месте и просто наблюдала.
Сведя брови, Вар взял щипцы и, осторожно подцепив лист салата из одной тарелки, переложил в другую. Потом снова. Пару минут он рассматривал их и оценивал. Наблюдая за ним, я не осмеливалась издать и звука. Мне было интересно узнать, как Вар поступит дальше.
Что он вообще делал?
Осторожно зажав еще один лист, он и его переложил в другую тарелку. После чего опять внимательно изучил обе, выискивая, с чем еще поколдовать.
Отвлекшись от тарелок, я оценила внешность Вара. На нем была простая серая футболка, облегавшая точеный торс, который — как я и подметила — ранее в машине был скрыт костюмом. Пока Вар выравнивал содержимое двух тарелок, его бицепсы бугрились от малейшего движения. Кожа его рук была чистой и гладкой. Джинсы, подобранные идеально по размеру, облегали
Решив, что с меня хватит приготовлений, я решила объявить о своем присутствии.
— Привет.
— Бэй, — Вар вскинул на меня взгляд, и на миг его темно-синие глаза блеснули счастьем. Он произнес мое имя своим низким голосом с таким благоговением, что по моей спине пробежали мурашки, и я улыбнулась.
— Вар.
Эдисон позади меня прочистил горло.
— Если вам больше ничего не нужно, я поеду домой, — сообщил он и, шаркая, пошел прочь. — Ты же знаешь, Дороти волнуется, если я задерживаюсь.
Глядя старику вслед, Вар повернул голову, отчего стало видно грубый шрам от его виска до подбородка. Широкий и выпуклый. Должно быть, получить его было болезненно. Как только Эдисон ушел, Вар включил сигнализацию через клавиатуру возле французских дверей у кухонного стола, из которых открывался вид на океан.
Тут же снова сосредоточившись на мне, он вернулся к тарелкам.
— Присаживайся. Я приготовил нам салат.
Я шагнула к столу, но при виде нарезанного огурца по моему горлу поднялась желчь. На меня нахлынули воспоминания о Гейбе.
У меня перехватило дыхание, едва я вспомнила, как я оцепенела от ужаса, когда внутри меня застрял ледяной овощ. Как мне пришлось его выталкивать из себя. Ужас и унижение от того, что Гейб сидел у меня между ног и вытаскивал эту гадость. Вздрогнув, я попыталась отогнать тошнотворное воспоминание.
— Нет, — задыхаясь, отказалась я. — Я не могу это есть, — крепко зажмурившись, я оперлась руками на спинку стула.
— Тебе не нравится салат?
— Я…то есть, нет. Дело не в нем, — покачала я головой, закусив нижнюю губу и подняв слезящиеся глаза. — Гейб. Он делал со мной омерзительные вещи огурцом.
— Но это же еда, — побледнел Вар, и у него дико затряслись руки. — Ты не…как можно…я не понимаю, — но тогда его глаза округлились от ужаса. — Он не мог.
— Мог, — кивнула я, сглотнув.
Сердито фыркнув, Вар схватил обе тарелки и промчался мимо меня. Вместо того чтобы выбросить содержимое, он выкинул их в мусорное ведро прямо с вилками. Затем Вар направился к раковине, на краю которой стояло три бутылки. Зачарованная, я бесстыдно наблюдала, как Вар добрых пять минут тер руки всеми тремя мылами. Воспользовавшись полотенцем, он лишь тогда повернулся ко мне. Кожа его кистей была ярко-красной. Вар на миг впился в меня взглядом, после чего крепко зажмурился.
— Я больше никогда не смогу есть огурцы.
— Это у нас общее, — горько рассмеялась я.
— Гм, — Вар снова открыл глаза, — есть ли еще какие-то продукты… он…
— Нет, — перебила я его, качая головой. — Может, вместо салата закажем пиццу или типа того?
— Ты хоть представляешь, как отвратительны рестораны? — поежился Вар от моих слов. — Сотрудники не моют руки. Нельзя быть уверенным, что они обрабатывают еду при нужной температуре. Они добавляют мясо!
— Хорошо… — уставилась я на него. — Что ты предлагаешь?