Это я, смерть
Шрифт:
И главное – с ней вообще не работает Перевертыш.
Перевертыша включать – это Серый навострился будьте здоровы. Вот после того, как те малолетки дохлые его грабанули. После первой получки. Черта им лысого, а не получка, Серый все обратно отмотал. Только тогда-то он не нарочно отмотал, а теперь уж и нарочно умеет. Всего-то и надо, что зажмуриться, так, чтобы глаза заболели, со всей дури, и закрутить в голове такой невидимый карандашик. У Серого раньше магнитофон был, такой, с придурью: крутить музыку крутит, а назад кассету не мотает, и все. Так Серый
Контролеры вот, например, если. Ведь из каких только щелей лезут, а? Контролируют, ага. Серый что, миллионер, каждый раз билет брать? Проездной можно на месяц, так все равно дорого, ага. Штрафы им платить? Щаз.
Не, можно, конечно, и слинять вовремя из поезда. Да ведь потом другого-то ждать.
Некоторые умеют – из вагона в вагон на станциях бегают. Да ведь не набегаешься.
У Серого лучше метод.
Серый дает себя обнаружить, ищет с озабоченным видом билет – где, ешкин? А потом руку к сердцу: да был, честно, я ж купил, ага, вот тут лежал!
И дальше ждешь.
Чего они там выдадут? Если добрые: «Так, гражданин, на выход». Если ты у них сегодня уже пятидесятый – «Штрафчик готовим». Хоть бы что новенькое, ага.
Ну да ничего, новенькое у тебя у самого припасено.
Потому что чего ж сразу назад-то мотать, надо ж и повеселиться. Жизнь – она штука вообще невеселая, а мы хоть так вот.
Например, смотришь на эту пергидрольную бегемотиху с брюхом наперевес – и на ей: «Девушка, в котором часу кончаете?»
Или: «Вашей маме зять не нужен? А то у меня как раз дедушка на выданье!»
Или: «Давайте выпьем, Наташа, сухого вина!»
Или так: «Мадам, у меня в ширинке зудит, не посмотрите, вдруг черви?»
С мужиками тоже шутки хорошие есть, Серый иногда сам ночами их придумывает, перед тем как вырубиться. Тоже про ширинку, на это они лучше всего бесятся. Ну или классику выдать? «У тебя в животе что, бомба? А чего фитиль такой короткий?»
Ну и тут, конечно, эти в хай, весь вагон на тебя зырк, все ждут шоу. А вот не будет вам шоу. Потому что тут-то Серый и зажмурится, и успеет словить ушами что-нибудь вроде «Припадочный, что ли?» или «О, в дурдоме, по ходу, выходной», и открутит назад время своим карандашиком, и – бабах! – а контролеры-то эти только еще подходят, а вагон весь сидит как и не при делах. Как и не было ничего. Так для вас и не было, вы, дебилы. Фиг вам, а не шоу. Это шоу только для Серого, а вы в нем так, актеришки беспамятные.
Ну дальше по настроению – можно еще пошутить, можно дело делать.
А дело такое: в который-то раз они, беспамятные, машут на тебя рукой. На десятую отмотку или на пятидесятую, тут как повезет. Ну, верят, что покупал ты билет, да потерял, может, выкрали или еще чего. Что вот такой ты честный бедолага, ага. И что нечего взять с тебя. И дальше идут.
Чем больше разов, тем хуже, конечно, – ноги почему-то немеют, как отсидел их. И задница еще. Вот так и бегают колючки. И у этих, у проверяющих, тоже, видно, бегают,
Ой, да, вот еще – важно не перестараться, а то слишком назад отмотаешь. Серый один раз так пережмурился, так карандашиком перекрутил, что у него снова утро настало, снова он типа на стройке. Одного рабдня мало, так вот тебе, Серый, еще один, ага, трудись!
В магазинах еще хорошо назад время мотать. Ты такой расплатишься, уберешь купленное – а сам: «Красавица, а колбаски-то вы мне и не дали!» Ну красавица, понятно, лается, не верит. Раз не верит, другой. А в какой-то из разов возьмет да и еще колбасы тебе отвесит плюс извинится – день, мол, трудный, замоталась совсем. Ага.
Или так: «Да заплатил я за пиво, вы и деньги уже убрали!» Тоже срабатывает. Раз на четырнадцатый.
Хорошо в магазинах время крутить. Но не в Луизином. Луиза – она все всегда помнит. Платил ты за пиво или гонишь. Сколько тебе колбасы отвесила и куда ты ее сунул. Такая вот.
Не работает с ней Перевертыш.
Подарки даришь – берет. В гости пригласишь – идет. Нальешь – выпьет. Сколько нальешь, столько и выпьет, чего ей. Ты уже косой сидишь, а она только щеками полыхает и хихикает.
Ну тут ты, конечно, к этому самому. А фигу.
Подсаживаешься – отодвигается. Комплименты шпаришь – румянится и ржет. Ну устанешь по-хорошему, лезешь внаглую – отпихивает, сильная, потом уходит. Как назад время не мотай, все один шишел-мышел. Уже весь затек и в мурашках, уже и она устала, сидит, ежится, а себя, видишь, блюдет. Королевна из Новой Папузки, ага. Чего ей, вот чего надо-то еще?
Один раз жениться предложил. Не поверила. Умная.
На колени падал. Ржет и румянится.
Ну сил нет никаких. Уже и не так ее и хочется, эту Луизу. Чего в ней, в Луизе, такого есть, чего в остальных нету? Это ж дело бабское – как водица: хоть с одной стороны лодки зачерпни, хоть с другой – все одно, баба – она и есть баба. Но досадно же, сил нет. Как это: ты ж, Серый, не кто-нибудь, ты само время обманываешь, а тут ты, выходит, никто и звать тебя чмо.
Серый заруливает прямо с электрички в Луизин магазинчик.
Вот она, как намасленная, блестит щеками своими, лыбится как родному. Добрыйденькает еще, как приличная. Что, я тебе плох, что ли? Чего не так? Чего у меня не на месте? Всё ж как надо делаю, чего еще-то?
Ладно.
Все равно ты у меня сломаешься, сволочь.
Вот ненавижу тебя уже, гладенькую, глаза б не видели, да ведь тут дело чести.
Сколько можно мужика нормального динамить?
– А вот хлебушка бы, – специальным таким разудалым голосом выдает Серый. – Вон того, круглого, который всему голова, ага?
Круглый Луиза больше всего уважает, это уж мы помним.
– И колбаски такой, в обсыпке.
Хрена лысого тебя кто в твоей Папузке такой колбаской угостит, да? Это тебе не сало вареное.