Этот большой мир. Тайна пятой планеты
Шрифт:
О том, что Гарнье обещал за поиски специалистов неплохие комиссионные, Шарль умолчал. У каждого свой бизнес, не так ли?
— Предлагаешь наняться к этому профессору? — Стив повертел визитку в пальцах. — У меня хоть и маленький бизнес, зато свой. Горбатиться на дядю, даже за хорошие деньги — извини, это не для меня.
— Зачем на дядю? — удивился Шарль. — Слыхал такое слово — «аутсорсинг»? Персонал у тебя есть, техника тоже, вот и заключи с ними контракт, как подрядчик!
— Ну, не знаю… — в словах Стивена сквозила неуверенность. — Уж очень это далеко, а я до сих пор дальше земной орбиты не выбирался.
Француз широко улыбнулся.
— Вот и выберешься! Ты — прирождённый астронавт, Стив, не вечно же тебе тут киснуть! Надо когда-то и
II
Видимо, у нас у всех случилось какое-то коллективное помутнение — иначе я не могу объяснить спор, разгоревшийся на мостике. А может, зрелище повисшего в пустоте чудовищного создания инопланетян так повлияло на всех, включая хладнокровного Середу, и невозмутимого, спокойного, как удав, астронома Довжанского? Леднёв хохотал, тыкал пальцем в экран и орал: «А что я вам говорил?» Электронщик Власьев механически повторял одну и ту же фразу — «это величайшее открытие в истории!» — руки у него дрожали, на лбу выступили крупные капли пота которые он вместо платка вытирал скомканной обёрткой от сандвича. Девчонки аплодировали и чуть не визжали от радости, Юрка-Кащей размахивал руками и сбивчиво доказывал Середе, что уж теперь-то человечество точно доберётся до звёзд, и в самом скором времени! Американец Коуэлл пытался вставить хоть слово, а когда это не получалось — хрипло ругался на жаргоне чикагских молодёжных банд; Волынов, которого коллективное безумие, казалось, обошло стороной затронуло, пытался урезонить подчинённых, требовал тишины и дисциплины, но я-то видел, что его хорошо так потрясывает. Нервы, у всех нервы — даже у нашего железного капитана…
Когда страсти слегка поутихли, мы принялись обсуждать, что делать дальше. Поначалу к рассмотрению предлагались два варианта действий. Первое: оставить в Поясе отстыкованный от реакторных колонн жилой «бублик», а вторую половину корабля перегнать через «батут» на Землю. Второе: точно так же разделить планетолёт, но прыгать в противоположную сторону, к Энцеладу, забрать там научников и возвращаться — но уже не на обрубке «Зари», а на «Гершеле», чтобы уже на месте развернуть исследования. Я тоже не остался в стороне и выдвинул следующую идею: не возиться с расстыковками, оставить возле «обруча» радиомаяк и идти в систему Сатурна обычным порядком, на тахионных торпедах. А руководство Проекта пусть пока решает, как распорядиться находкой.
Как же на меня напустились! Леднёв брызгал слюной и орал, что я вознамерился угробить все результаты экспедиции, поскольку отыскать радиомаяк в немыслимо огромном пространстве Пояса будет практически невозможно; Коуэлл поддакивал коллеге, твердя, что имеющиеся на борту маяки оснащены, конечно, солнечными батареями, но проку от них в четырёх с лишним астрономических единицах от светила, будет немного. Аккумуляторные же батареи, доказывал американец, обеспечат работу маяков лишь на краткое время — а значит, воспользоваться ими, как ориентирами мы заведомо не сможем — разве что, вернёмся в Пояс спустя несколько дней.
Сгоряча я предложил иной, оптимальный, как мне казалось, вариант: установить работающий маяк на борту буханки' и оставить её возле обруча. Грузовик оснащён пусть и маломощным, но ядерным реактором, его энергии аппаратуре маяка хватит на десятилетия бесперебойной работы. Леднёв моё предложение поддержал, но поставил условие: он сам останется на грузовике, следить за исправной работой аппаратуры, а заодно присматривать за «Обручем». Зачем понадобился присмотр за колоссальным металлическим кольцом, провисевшим в пустоте миллионы лет, он внятно объяснить не смог — по-моему, просто не хотел оставлять драгоценную находку. Впрочем, позже Валера вынужден был снять своё предложение, вспомнив о другой находке, на Энцеладе, которую прямо-таки необходимо хорошенько изучить, прежде чем исследовать «обруч».
Против этой идеи выступил и Волынов — не слишком уверенно, предлагая хорошенько всё обдумать и поискать варианты. Середа же вылез с предложением остаться вместо
Предложение её было простым, как табуретка, и столь же очевидным — и как это мы сразу до него не додумались? Оставить в Поясе не жилой «бублик» Зари, а весь планетолёт целиком; к Энцеладу через его «батут» отправить грузовик с Леднёвым на борту. Волынов же тем временем свяжется с Землёй, обрисует ситуацию и будет ждать решения. Если там сочтут необходимым поскорее развернуть исследования — ничего не мешает начать переброску всего необходимого через корабельный «батут»; если же нет — что ж, пришлют ещё один грузовик с мощным маяком и небольшой командой наблюдателей, а «Заря» тем временем продолжит полёт к системе Сатурна. «Обруч» так и так придётся исследовать, говорила она, но в этом варианте у учёных будет достаточно времени, чтобы хорошенько всё спланировать, подобрать необходимое оборудование и специалистов, а не браться за такое важное дело сгоряча, без подготовки.
На том споры и закончились. Волынов распорядился готовить «батут» к прыжку — для этого Юльке с американцем Коуэллом пришлось снова залезть в его настройки, перенастраивая тахионное зеркало из режима локации в стандартный, транспортный. Леднёв же, пользуясь возникшей паузой, потребовал совершить экскурсию к «обручу» — ну не мог он примириться с мыслью, что улетит, так и не осмотрев эту грандиозную во всех отношениях находку!
«Буханка» не зря получила своё прозвище: малый межорбитальный грузовик, превосходя габаритами знаменитое создание Ульяновского автозавода, рядом с тем же «Тихо Браге» смотрелся, как ушастый «Запор» на фоне самосвала. Вот и ходовая рубка здесь была тесная, немногим просторнее, чем на его колёсном тёзке — Мы с Леднёвым, облачившись в «Кондоры», заняли почти всё её пространство. Шлемы пришлось засунуть за ложементы — прикинув, сколько времени понадобится, чтобы, в случае чего, извлечь их оттуда, мы с Валеркой переглянулись и, тяжко вздохнув, закрепили шлемы на плечах, откинув прозрачные щитки забрал.
Грузовой отсек (на жаргоне орбитальных извозчиков «кузов») располагается позади ложементов, за крошечным тамбуром, где при необходимости монтируют приборные стойки. Переборка, отделяющая «кузов» от остального объёма корабля гораздо толще остальных переборок — при необходимости верхнюю стенку «кузова» можно раздвинуть, чтобы поместить туда крупногабаритные грузы. А ещё в нём можно перевозить пассажиров; для этого раздвижной потолок нужно задраить наглухо, откинуть устроенные по стенкам сиденья с пристяжными ремнями и запустить установку жизнеобеспечения, расположенную в корме.
Но это будет только завтра, когда «буханка», пройдя сквозь тахионное зеркало «Зари» уйдёт в скачок к Энцеладу. Сейчас кроме нас двоих на борту никого нет — добравшись до «обруча» мы планируем облачиться в скафандры и выйти наружу для того, чтобы установить на нём оборудование. Ну а дальше Юлька с Коуэллом подтвердят, что показания датчиков исправно принимаются, и мы, облетев разок «обруч»-гигант, отправимся назад, на «Зарю». Валера уже несколько раз заводил разговор, что не худо было бы пролететь сквозь «дырку от бублика» — чтобы установить хотя бы один блок датчиков внутри, там, где возникает тахионное зеркало — но я отреагировал на его заходы преимущественно, матом. Поймите меня правильно — я не против научного энтузиазма, сам такой, но… сколько можно соваться головой в петлю?
А пока до обруча не меньше двух тысяч километров; «буханка» летит по инерции, курсограф вычерчивает на своём экранчике успокоительную баллистическую траекторию, и у нас есть время для беседы.
— Валер, признайся: ты, и правда, намерен искать здесь свидетельства гибели Фаэтона?
— А чего их искать? — удивился Леднёв. — Вот они, бесспорные, очевидные любому скептику!
И ткнул пальцем в перчатке в середину ходового экрана, где в перекрестье светящихся линий дрожало одинокое пятнышко.