Этот чертов Майк Дайм
Шрифт:
Он разложил на столе тощий бумажник, ветеранское удостоверение, пару мелков, мелочь, связку ключей и расписку на тридцать долларов с нечеткой подписью. Мне все это ни о чем не говорило.
— Как его убили? — спросил я.
— Одна пуля из оружия большого калибра. Похоже, тридцать восьмого, — ответил Агло и стал снова складывать содержимое в конверт.
— Когда?
— Примерно в полночь. Стреляли сзади. Ну и народ у нас в Филадельфии.
— Такой же, как и везде. А вы откуда к нам перевелись?
— Из Оклахома-сити. Фермеры выращивают зерно и коров. Умрешь со скуки, разве что какой-нибудь
Я слушал его рассеянно, глядя поверх плеча капитана на стол, за которым играл Джоуи, на разбросанные в беспорядке шары. Агло заметил, куда я смотрю, и с усилием, как и все толстяки, повернулся назад:
— Да, мне это тоже показалось странным. Профессиональные игроки обычно складывают шары в треугольник или размещают их у луз. — Он вновь повернулся ко мне и ответил на мой вопрос: — Меня сюда перевели, потому что в полиции не хватает сотрудников. Ну и я обрадовался — подумал, вот случится какое-нибудь занятное убийство, я смогу поймать крупного киллера и вернусь из Филадельфии не меньше, чем начальником полиции.
— Для начала вам надо сменить костюм, — заметил я.
Он усмехнулся:
— Вы, я вижу, за словом в карман не полезете. Расскажите, для чего вам вчера понадобилось встретиться с Позо. То есть, о чем вы беседовали, если не считать воспоминаний о военном прошлом?
— О моих личных делах, которые никого не касаются.
Агло небрежно смахнул сигарный пепел с костюма:
— Что ж, это ваше право. До тех пор, пока вам не предъявят ордер на арест, вы можете держать информацию при себе. Но запомните одно: может, я и не задержусь надолго в вашем городе, но найти подонка, который прикончил этого парня, — моя обязанность, и я не позволю никакому частному детективу устраивать тут вендетту.
— Вас обуревают благородные чувства, — пробормотал я. — Что до вендетты, то мне приходилось заниматься делами и похуже.
— Поберегите свое остроумие для тех, кто считает полицейских болванами, годными лишь на то, чтобы управлять транспортом на перекрестках. Вы, наверное, производите потрясающее впечатление на безмозглых дамочек. Они, кстати, наверняка ваши обычные клиентки. А вот ловить убийц — это занятие профессионалов, я хочу сказать, полицейских. Лучше выкладывайте, что знаете.
Наступило тяжелое молчание, потом я сдался:
— Ладно, капитан, пусть будет по-вашему. Одна моя клиентка заявила, что ее муж потерял сумку, которая ему не принадлежала. Я должен был найти ее, вот и все. Позо обещал помочь, и, возможно, его смерть как-то связана с этим. Может, и нет. Такое случается. Обещаю не мешать вам в расследовании, капитан. Но если вы не сможете найти убийцу Джоуи, то найти его станет делом моей жизни и чести.
— Ну, если вам никто не помешает сделать это. Жаль, что вы не попробовали себя в родео, мне кажется, когда вы разъяритесь, перед вами не устоит ни один бык.
— Да уж конечно.
Агло достал из жилетного кармашка старинные часы, посмотрел на них и вздохнул:
— Прощай, мой обед. Я тут с вами заболтался, а мне еще отчет печатать. Так и без ужина остаться можно! Поверьте, на голодный желудок работать совершенно бесполезно — теряешь чувство юмора.
Он встал и направился к дверям, а я остался сидеть, где был. Мои глаза не отрывались от нарисованного мелом контура
Бильярдные шары обычно раскрашивают двумя способами: часть из них в полоску, а другие — в пятнышках. Всего их пятнадцать, включая шар номер восемь, который всегда черного цвета. Каждый шар имеет свой номер и покрашен в свой цвет. Я вытащил записную книжку и нарисовал, как лежали шары на столе, где умер Джоуи. В основной группе последовательно располагались шары 12. 9, 14, 3, 6, 7, 15, 1 и 4. Шары под номерами 3, 6 и 7, а также 1 и 4 лежали немного в стороне от прочих, примерно в пяти сантиметрах друг от друга. Что все это значило, я не знал, но, определенно, не существовало никакой игры, где бы использовалась такая комбинация.
22
Во второй половине дня небо, наконец-то, полностью очистилось, и засияло неяркое осеннее солнышко. Фейермонт-парк плавал в колоритах Тициана — золотисто-желтом и красном, но в моем офисе царила жуткая духота, и повсюду отчетливо обозначились слои пыли. Макс сказал, что Джоуи той ночью собирался сыграть партию, а для таких ночных игр игроки всегда тщательно отбирались, там практически не бывало случайных или незнакомых людей. Официально заведение Макса закрывалось в половине одиннадцатого, и именно в то время Макс позвонил, чтобы вызвать себе такси, и оставил запасные ключи от бильярдной Джоуи, который и должен был закрыть входные двери после игры. Когда Макс уходил, в зале не было никого, кроме Джоуи, в тот момент разговаривавшего по телефону. Когда на следующее утро Макс пришел на работу, он обнаружил двери бильярдной незапертыми, а ключи лежали в кармане Позо. Казалось, что ночная партия стала для Джоуи только предлогом для встречи с кем-то наедине и без свидетелей.
С пулей 38-го калибра в животе Джоуи, наверное, умирал долго и мучительно, он ничего не мог поделать, истекая кровью на биллиардном столе, ведь у него не было ног, чтобы попытаться дойти или доползти до телефона. Я уверен, что к смерти Позо, так же как и к ночной перестрелке возле итальянского дансинга, когда я ранил стрелявшего в меня человека, Ратеннер не имеет ни малейшего отношения. Еще я уверен, что Джоуи специально расположил бильярдные шары на столе определенным образом до того, как его ранили, — если бы он, умирающий, прикасался к ним после выстрела, на них обязательно остались бы следы крови.
Я поискал телефонный справочник, обнаружил, что его нет, и направился в соседний офис, где располагался Генрих Зофтиг, младший компаньон фирмы «Зофтиг и К0, бижутерия», достойный звания самого скупого человека на нашей планете. По дороге я заглянул в окно, чтобы проверить, чем занимаются парни Ратеннера, приставленные им следить за мной. Они сидели в своей машине с откидным верхом и грелись на солнышке.
Я постучал в двери старины Зофтига и, не дожидаясь ответа, быстро вошел. Несмотря на свою внешность, Зофтиг был вовсе не таким старым, не более пятидесяти пяти. Высокий и согнутый, как хоккейная клюшка, кости и кожа, с головой, лысой, как яйцо, и неприятно желтым лицом, он стоял возле старинного бюро красного дерева, и на лице его змеилась противная улыбка. У окна сидела его матушка, уменьшенная и более толстая копия сына.