Этот несносный Ноготков
Шрифт:
— Жалоб не будет! — заверил Филипп Иванович. — И вообще совсем не обязательно вам тут перед нами скоморошничать!
— Тем более, что мы просто хотели бы с вами побеседовать, — добавил Блаженный. — Кстати, когда это вы успели Изучить наш язык?
— Ну, это сущие пустяки, — улыбнулся микри, который только что проявил чудеса акробатики. — Три часа в лингвистической камере, и ваш язык — уже наш язык. Однако программу свою мы о б я з а н ы выполнить — иначе рискуем своим существованием.
— Извините, — сказал астроботаник, — но нам только что
— Я вижу, — улыбнулся микри, — вы удивительно честные люди, и поэтому отвечу на ваш вопрос без экивоков: пусть иоллиты остаются в приятном заблуждении. Увы, но условия, в которых мы находимся, не позволяют нам проявлять свою осведомленность.
— Позвольте, — вмешался в разговор цитолог, — но ведь вы тоже иоллиты, раз живете на этой планете!
— Нет, нет, — как-то пугливо произнес крошечный человечек, — мы не иоллиты, мы микри, микри и микри — очень прошу вас об этом не забывать, особенно, если придется разговаривать о нас с собственно иоллитами или, тем более, с Агом. Он очень жесток!
— Простите, — тихо произнес Филипп Иванович, — а не могут ли нас подслушивать?
— Ха-ха-ха! — не выдержал крошечный человечек. — Конечно, могут!
— Тогда как вы не боитесь говорить такие вещи? — удивился икадемик. — Тем более, что вы обрисовали Ага не ангелом.
— Вы думаете, мы совсем не общаемся с нашими собратьями из звеньев, занятых проектированием электронных специализированных машин? Они научили нас кое-каким уловкам, позволяющим вводить в заблуждение иоллитов, в чьих глазах мы удивительно скромны и феноменально послушны. Однако, например, приспособление, которое фиксирует все, что здесь происходит, уже...
— ...записало то, что вы мысленно продиктовали, — произнес вдруг Алик и вопросительно посмотрел на микри.
— Ведь правда?
— Верно, — подтвердил микри. — А как вы-то догадались?
— Алик! — радостно воскликнул Филипп Иванович. — Порядок?!
— Как видишь, отец, — улыбнулся юноша. — Чтото выходит.
— Ура нашему гению! — воскликнул астроботаник. — Теперь пойми, дорогой, что надежда только на тебя!
— Лишь от тебя зависит наша судьба, — добавил Блаженный.
— К счастью, не только от меня,—заметил Алик. И он внимательно посмотрел на микри, который снова поднял руку.
— Вы совершенно правы, Александр Филиппович! — сказал микри. — И мы даем слово принести вам пользу.
Хочу предупредить: не соглашайтесь оставаться тут навсегда!
— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Филипп Иванович.
— Однако иоллиты могут заставить нас остаться, — резонно заметил астроботаник. — Мы же здесь абсолютно бессильны.
— Абсолютного ничего не существует! — сказал микри. — Это мудрое изречение одного инопланетянина по имени Кандзюба.
— Кандзюба?! — хором переспросили бывшие обитатели «Эллипса».
— А разве вам знакомо это имя? — удивился микри.
— Еще бы, ведь это наш человек! — обрадованно воскликнул Молотков. — А где
— Мы его видели... — Микри задумался и что-то спросил у остальных человечков.
— Мы его видели в Автотрофном бассейне — его, если я не ошибаюсь, заинтересовал массовый синтез молекул.
— Что, что? — встрепенулся академик. — Массовый синтез молекул?
— А что вас тут удивляет? — Микри переглянулся со своими коллегами. — У нас вот уже тридцать миллионов лет, по вашему, конечно, исчислению, налажен промышленный синтез питательных веществ из соединений неживой природы. Надеюсь, что вам. Гелий Михайлович, как доктору химических наук понятно значение автотрофности для жизни живых существ. Но вы интересовались, кого еще мы видели?
— Конечно, конечно, — скороговоркой произнес академик и как-то странно почесал свое левое ухо, держа правую руку за затылком.
— Ну, например, брат Кандзюбы находится...
— Какой брат? — улыбнулся Блаженный. — У него нет братьев!
— Ну как же, — нахмурился микри. — Брат — его точная копия, как близнец. И он — нас даже удивило — зубрит русский язык в лингвистической камере.
— Брат Кандзюбы... — повторил академик. — Может быть, вы видели... и братьев Ташматовых?
— Совершенно верно, — подтвердил микри. — И вашего брата, Иван Сергеевич, мы видели — прямо как близнецы вы, клянусь Иоллой!
— Моего брата? — переспросил Молотков. — Но я холостяк!
— Как вам не стыдно, — покачал головой астроботаник. — У вас изумительная супруга в... — Он вдруг умолк. — Но при чем тут холостяк?
— Действительно, — развел руками Блаженный, — товарищ... э-э-э... микри... Извините, но мы до сих пор не знаем вашего имени.
— Зовите меня Двамистыче, — быстро ответил микри, — это же, по сути, мой номерный знак — два миллиона сто тысяч четыреста.
— Боже, какие варвары! — схватился за лоб Филипп Иванович.
— Итак, — оживился астроботаник, — речь шла о брате, а вы заявили, Иван Сергеевич, что холостяк. Где же логика?
— То есть как «где логика»? — удивился Молотков. — Раз холостяк, значит, не имею брата.
— Совсем свихнулся, — шепнул Филипп Иванович Блаженному.
— Нет, нет, — насторожился доктор медицины, — тут какая-то загадка! — Он до хруста сжал Молоткову пальцы.
— Вы не сердитесь, Иван Сергеевич?
— Да стоит ли из-за одного слова сердиться, — не меняя выражения лица, ответил Молотков. — Давайте забудем этот разговор.
— То-то-товарищи, — заикаясь, закричал Блаженный. —
Это совсем не Иван Сергеевич! Это... это... — б и о р о б о т!
— Так влипнуть, — прошептал Хворостов, хватаясь за виски.
— Это голословное, ни на чем не основанное заявление! — спокойно произнес Молотков. — Приказываю вам молчать!
Глава тридцать пятая,
в которой события принимают весьма странный оборот