Этот обыкновенный загадочный дельфин
Шрифт:
Ну рассудите сами, можно ли считать этих людей нормальными? Знают ли они сами, чего хотят? Может быть, и знают…
Совсем другое место, другие люди, другая обстановка, другой образ жизни, другая страна.
В самой середине Тихого океана рассыпана цепочка вулканических островов — Гавайский архипелаг, Гавайи, 50-й штат Соединенных Штатов Америки. Остров Оаху — далеко не самый большой из них по площади, но самый населенный. Большая часть всего населения штата сосредоточена именно здесь. Тут и столица штата Гонолулу, и база военно-морского флота США Перл-Харбор (Жемчужная гавань). Причудливая смесь национального гавайского колорита и типично американского стиля: широко рассыпанные по всему острову домики-коттеджи с обязательными гаражами и лужайками, отели-небоскребы в курортной зоне Вайкики, переплетение суперсовременных автострад и чистеньких спокойных улочек.
Если немного удалиться от
Весь этот кокосовый островок — собственность Гавайского университета, и обосновался на нем входящий в состав университета Гавайский институт морской биологии. Обосновался давно и капитально. Несколько современных корпусов с прекрасно оснащенными лабораториями и кондиционированным воздухом, вполне современное оборудование, причалы, разная дорожностроительная техника для работ по местному благоустройству, несколько больших катеров, десятка полтора моторных лодок и даже несколько автомобилей: не пристало же нормальному американцу топать пешком целых 200 или 300 метров, если понадобилось что-то на противоположном конце островка. По утрам слышно жужжание моторчиков: кто-то из рабочих подравнивает косилкой траву на лужайках, а кто-то специальным вентилятором сдувает с дорожек опавшую листву. Такой вот примерно пейзаж, солидный и благопристойный.
Вообще-то, институт, как и положено ему по названию, с давних пор занимался традиционными исследованиями по морской биологии: рыбы, кораллы, водоросли. Но с некоторого времени и здесь, среди всех этих представителей классической гидробиологической науки, обосновалось неуемное племя «дельфиноведов».
Началась вся эта история довольно давно, когда военно-морской флот США заинтересовался проблемой: а нельзя ли приспособить дельфинов для использования в военных целях? Может быть, научить их в разведку ходить, а может быть, с подводными пловцами-диверсантами воевать. Но чтобы разрабатывать такие программы, нужно было для начала лучше узнать, что собой представляют дельфины и на что они годны с такой вот не очень мирной точки зрения. Тогда и привлекли ряд известных американских ученых-биологов к всестороннему изучению этих животных, выделили на исследования приличные деньги. Но пока суд да дело, пока шли изыскания, «холодная война» закончилась, и многие военные программы стали сокращать. Да и общественное мнение в стране не очень-то приветствовало такую «милитаризацию» дельфинов, а с общественным мнением тут приходится считаться. Так что военно-дельфиновую программу на Гавайях прикрыли. Но ученых это не очень смутило: для них-то с самого начала главным был не военный аспект проблемы, а возможность узнать о дельфинах побольше. Так что работу решили продолжать, хоть и без помощи военных, и без их денег, а своими силами, под крылышком Гавайского университета. И цель этих исследований должна быть уже совсем иной: не как половчее напялить на дельфинов военно-морской мундир, а как защитить их от разного рода опасностей, возникающих из-за индустриальной деятельности человека в морях и океанах. Тогда и появились на Кокосовом острове герои нашего рассказа.
Киркой и лопатой они, правда, сами не пользовались — здесь это как-то не принято. Кое-какие деньги все же раздобыли в виде прощального подарка от военно-морского флота. Но по сути ситуация была в чем-то похожая на ту, что была описана в первой истории. Нужно было, не имея еще опыта такого рода, организовать на новом месте и среду для содержания дельфинов, и условия для экспериментальной работы с ними. И все это — за не слишком уж большие (по американским, конечно, масштабам) деньги и не растягивая весь этот процесс на много лет.
Подумали немного, огляделись вокруг — нет ли под руками чего подходящего, что можно приспособить. Оказалось, есть. Раздобыли большие пластиковые бочки — из них получились отличные поплавки. Соорудили большущую раму, метров пятьдесят длиной и метров десять шириной, разгородили ее на несколько отсеков, и на эту раму настелили помост, чтобы можно было ходить вокруг и между отсеками. Все это сооружение водрузили на бочки-поплавки, с рамы вниз опустили сшитые кошелкой сети, плавучее сооружение закрепили на якорях — и пожалуйста, готов отличный морской вольер, в котором всегда чистая, естественным образом обменивающаяся вода, а в ней можно поселить добрую дюжину животных. Тут, правда, помогло одно важное обстоятельство: в тех местах вокруг всех островов полно коралловых рифов, об них разбивается океанская волна, и за грядой этих рифов никогда не бывает большого волнения. Если бы не это, все плавучее сооружение могло быть разнесено вдребезги
С лабораторией тоже управились быстро. Купили несколько отслуживших свой срок морских грузовых контейнеров, каждый величиной с неплохую комнату. Из них и получились кабинеты. Контейнеры составили вместе, прорезали окна и двери, накрыли крышей, внутри навели косметический лоск — и готова лаборатория. Может быть, и не дворец, но работать можно. И еще как работать!
Заглянем внутрь. Это не будет большой нескромностью с нашей стороны: двери для посетителей здесь всегда открыты. В первой комнате-контейнере — образцовая приемная типичного американского офиса: стол секретарши, компьютер, телефоны, телефаксы, ксероксы, шкафы с бумажными папками, все с аккуратно наклеенными этикетками, дыроколы, скрепки и прочая канцелярская мелочь, абсолютно необходимая любому бюрократу — все это очень аккуратно расставлено и разложено по местам. Ну и, конечно, пара кресел для посетителей и неизменная кофеварка, в которой с утра до вечера томится горячий кофе. И куда же это мы, собственно, попали? К ученым или к бюрократам? Но пройдем в соседнюю комнату, и вот теперь все ясно, все встало на свои места! С трудом протискиваемся между стеллажами с приборами, переступая через протянутые то там, то здесь кабели. Пучки проводов свисают со стен и потолка. Тут же рядом — верстак с инструментами, паяльники, ящички-кассеты с радиодеталями, на столах и верстаках валяются то ли еще не до конца собранные, то ли уже ненужные электронные схемы, за компьютером в углу, пристроившись бочком (удобнее устроиться не получается), кто-то увлеченно щелкает «мышкой», не обращая на нас никакого внимания. Родная и знакомая обстановка для любого посетителя-ученого. Нет сомнения: здесь работают «наши» люди!
А люди здесь занятные, и разными путями они сюда попали. Но все — известные ученые, имена их хорошо знакомы любому, кто хоть каким-то образом связан с дельфиньими проблемами. Один — известный зоопсихолог, автор нескольких книг. Как он начал еще в молодости работать в области изучения повадок дельфинов, так и продолжает до сих пор. Другой — даже и не биолог, а профессиональный физик. Вначале работал с электромагнитными полями, потом пришлось заняться физической акустикой (на всякий случай напоминаю: акустика — наука обо всем, что касается звуков). Ну а там уж и до биологической акустики недалеко: сначала попросили просто помочь в физическом обеспечении акустических экспериментов с дельфинами, дальше — больше, и вот уже добрых четверть века он занимается биоакустикой дельфинов, стал мировой величиной в этой области. Третий вообще практически самоучка, начинал как любитель, а сейчас тренер высочайшей квалификации с огромным опытом работы. Может договориться с дельфином о чем угодно, чтобы тот выполнял любую, самую замысловатую задачу, необходимую для проведения очередного эксперимента, и животные слушаются его беспрекословно.
А между прочим, тренерская подготовка дельфинов для участия в научных экспериментах — это совершенно особая работа, совсем не похожая на работу тренеров в зрелищных дельфинариях. Конечно, у тех результаты выглядят намного эффектнее — великолепные сценические номера, которыми дельфины удивляют зрителей. Но в зрелищных дельфинариях тренеры основывают свою работу прежде всего на естественных элементах поведения животных (и правильно делают, конечно): выпрыгнул, играя, дельфин из воды — поощрить его за это и научить прыгать еще выше и красивее. Толкнул носом мяч — поощрить его за это и научить играть в баскетбол. А в научном дельфинарии задача тренера хоть и не столь эффектна, но подчас намного сложнее: иногда нужно научить дельфина тому, что он никогда в жизни в естественных условиях не делал. Как объяснить ему его обязанности в экспериментах по измерению остроты слуха? Дельфин ведь хоть и умное животное, но в университете не обучался. Как объяснить ему, что если звук тихий, то нужно нажать на правую педаль, а если громкий — то на левую? Ведь в естественных условиях для любого животного правая и левая стороны совершенно равнозначны, поэтому научить его различать их очень трудно. Кстати, даже и человек в детском возрасте плохо понимает, что такое «право» и «лево», и дети долго путают, какой ботиночек нужно надевать на правую ногу, а какой — на левую. А тренер должен научить дельфина. Тут необходимы только терпение и еще вырабатывающееся с годами интуитивное понимание состояния и намерений животного. А кроме того, тренер должен еще и досконально вникнуть в существо готовящегося эксперимента, иначе упустит какую-нибудь неприметную, но важную деталь, и вся работа насмарку: вроде бы и подготовил дельфина, а опыт не получается. Так что непростая это профессия — тренер дельфинов для научных целей, и люди с большим опытом работы в такой области — ценнейшие кадры.
Разными путями пришли эти люди к изучению дельфинов, но, начав, по доброй воле не оставят это занятие никогда, до конца жизни. И не только они. Помимо нескольких постоянных сотрудников, здесь всегда множество посетителей из других университетов, из разных стран. Все они приезжают сюда, чтобы попытаться осуществить то или иное исследование на дельфинах. По возможности здесь принимают всех и всем стараются помочь реализовать именно ту идею, с которой приехал каждый из гостей. А как же иначе: это ведь свой брат «дельфиновед», а, как известно, чудак чудака видит издалека.