Этот обыкновенный загадочный дельфин
Шрифт:
Как же быть, если жизнь все же требует обмениваться более сложными сообщениями, чем просто «пища», «опасность», «иди сюда», «уходи отсюда»? Тогда приходится создавать многоуровневые языки. Чтобы было понятно, что это такое, обратимся сразу к наиболее сложному и совершенному из языков, но зато и наиболее нам знакомому и понятному — к человеческой речи. Отдельные звуки нашей речи, как правило, не имеют никакого определенного смысла; ну какой смысл в звуках «а», «о» или «у»? Единичный звук, как правило, не означает ни радости, ни горя, ни боли, ни удовольствия, никого никуда не зовет и никому ничего не приказывает. Чтобы звуки приобрели какой-то смысл, нужно соединить несколько звуков в определенной последовательности, чтобы получилось слово. Но и одно слово не так уж много сообщает нам. Нужно соединить несколько слов в фразу, чтобы она наполнилась смыслом. А фразы, в свою очередь, соединяются в
Это небольшое отступление понадобилось для того, чтобы понять, чем интересен оказался язык дельфинов. Хотя их язык — это далеко еще не человеческая речь, но он тоже сложный, многоуровневый.
Если кому-нибудь доводилось плавать недалеко от стаи дельфинов, он мог, наверное, слышать характерные, ни на что не похожие звуки: тонкий, на грани слышимости, протяжный пересвист. Это — коммуникационные сигналы дельфинов, те звуки, с помощью которых они общаются между собой. Такие сигналы составляют основу языка этих животных.
Десятки лет ученые записывают и пытаются расшифровать звуки дельфиньего языка. Первые попытки исходили из самой простой идеи: пытались найти прямое соответствие между сигналами дельфинов и тем, что эти сигналы должны обозначать. Очень скоро, однако, обнаружилась несостоятельность такого подхода: не удалось установить никакой прямой связи между характером дельфиньих сигналов и их содержанием. Теперь-то мы знаем: отсутствие такой прямой связи как раз и свидетельствует о том, что язык дельфинов не простой, одноуровневый, а сложный, многоуровневый. Значит, тем интереснее задача расшифровки такого языка.
Но, к сожалению, чем сложнее язык, тем труднее его расшифровать. До сих пор мы не можем похвастаться, что понимаем язык дельфинов; до этого еще очень далеко. Пока что идет долгая, кропотливая работа: тысячи, десятки тысяч отдельных сигналов, записанных на магнитофонную ленту, классифицируются и систематизируются. Нужно установить, с какой частотой употребляются те или иные сигналы, какие из них чаще всего объединяются друг с другом в некоторые типичные комбинации, как часто какой-то сигнал, условно назовем его «икс», следует за сигналом «игрек» (а ведь таких комбинаций неимоверное множество!), и как все это зависит от ситуаций, в которых употреблялись эти сигналы, и многое, многое другое. Трудоемкость такой работы просто невероятна. Но только путем такой кропотливой работы можно разобраться, как из отдельных сигналов строятся «слова» дельфиньего языка, из «слов» — «фразы» и т. д. Задача оказалась исключительно трудной, но тем она интересней: ведь трудность расшифровки языка как раз и свидетельствует о его сложности, а сложность языка — о больших возможностях. Так что пока — терпение и работа, работа и терпение.
Как тут не позавидовать герою одного художественного кинофильма, который решил задачу общения с дельфинами просто и эффективно: он научил дельфинов говорить по-человечески. К сожалению, это возможно лишь в кино. Даже если не обращать внимания на такой пустяк, что звукообразующие органы дельфина просто не приспособлены для воспроизведения звуков человеческой речи (так же, как и наша гортань не годится, чтобы издавать дельфиньи звуки), даже помимо этой «технической» трудности есть принципиальные сложности, не позволяющие надеяться на такое простое решение проблемы. Ведь человеческий язык тоже неимоверно сложен, наверняка намного более сложен, чем самый совершенный язык животных. И при этом человеческая речь и язык дельфинов настолько различны, что совершенно невозможно найти хоть какие-нибудь аналогии между принципами построения нашего и дельфиньего языка. Думаю, что нет ни малейшей надежды на возможность освоения языка людей дельфинами.
Были и более серьезные, чем в кино, попытки обучить дельфинов человечьему языку. В свое время такой работой занялся, например, американский ученый Дуайт Батто. Поскольку он все же был не «киношным», а настоящим ученым, он, по крайней мере, постарался с помощью специального технического устройства преобразовать звуки человеческой речи так, чтобы они как можно больше напоминали дельфиньи свисты — таким образом преодолевалось хотя бы элементарное физическое несходство между человеческими и дельфиньими звуками.
И все равно желаемого результата не получилось. То есть дельфины прекрасно обучались, например, по команде «направо» поворачивать направо, по команде «вперед» проплывать сквозь обруч, а по команде «толкни» толкать ластом мяч (вы понимаете, конечно, что на самом деле эти команды звучали совсем не так, как по-русски, но смысл им придавался именно такой). Но ведь способность к такому обучению еще вовсе не означает, что дельфин понимает речь: точно так же его можно обучить тем же действиям в ответ на свисток или взмах руки. Надежда была на то, что если из таких слов составить какую-нибудь простую фразу, то животное ее поймет и поступит соответственно ее смыслу. Например, если сказать дельфину «толкни» — «вперед», то выполнит ли он оба действия подряд? Оказалось, нет. Услышав первую команду, дельфин усердно ее выполнял, а на последующие не обращал никакого внимания. То есть звуки, которые слышал, он никак не хотел воспринимать как слова, элементы языка; для него это было просто несколько разных звуков и ничего больше.
А собственно, почему должно быть иначе? Кто сказал, что «фразы» дельфиньего языка строятся по тем же правилам, что и человеческого? Скорее всего, следовало ожидать как раз обратного: слишком уж велико различие между дельфиньим и любым из человеческих языков, будь то гавайский, русский или английский. А может быть, именно гавайский язык и оказался, вопреки ожиданиям, не слишком подходящим. К примеру, когда мне довелось несколько месяцев проработать на Гавайях, я очень долго никак не мог запомнить местные названия улиц и других мест именно из-за непривычной монотонности следующих друг за другом однотипных слогов: Ка-ме-ха-ме-ха, Ка-ла-ни-а-на-о-ле, Ва-и-а-ну-е-ну-е, Ка-ху-а-па-а-ни. Прочитали? А теперь отвернитесь и попробуйте повторить. Получилось? У меня долго не получалось. Если бы я участвовал в экспериментах Батто в качестве испытуемого, то еще большой вопрос — обнаружилась ли бы у меня способность к пониманию речи. Но ведь эту книжку сумел же я как-то написать. Так что все не так просто. То есть попробовать, конечно, стоило, в этом Батто был совершенно прав — вдруг да повезет, и дельфин поймет нас. Но если не понял — это еще не повод для разочарования, а вполне ожидаемый результат.
Нет уж, если мы хотим установить взаимопонимание с дельфинами, то роль переводчиков нам придется взять на себя. Только человек, вооруженный коллективным научным знанием, усиливший мощь своего интеллекта использованием вычислительной техники, сможет когда-нибудь преодолеть барьер несходства между языками человека и дельфина.
Ну а все же, действительно ли язык дельфинов так уж сложен, действительно ли они могут передавать друг другу сложные сообщения? Можно попытаться ответить на этот вопрос еще до того, как сам язык станет нам понятен. И опять решающее слово — за специально спланированным экспериментом.
Сначала представим себе самую простую ситуацию. Дельфин, плавающий в бассейне, обучается совершать определенные действия в ответ на какие-либо сигналы. Например, над бассейном висят две лампы, а в воду опущены две педали. Если загорается правая лампа, дельфин должен нажать своим «клювом» на правую педаль, а если левая лампа — на левую педаль. Это задача очень простая, обучить дельфина такому действию — пара пустяков. А теперь посадим другого дельфина в другой бассейн, совершенно изолированный от первого, и в этот бассейн тоже опустим две педали, но сигнальных ламп там не поставим; лампы висят только над первым бассейном и второму дельфину не видны. Возможно ли в таких условиях заставить второго дельфина совершать те же действия: нажать одну или другую педаль в зависимости от того, какая лампа включилась? Ну, конечно, нет, скажете вы, это же полная чепуха: как же можно требовать от дельфина, чтобы он действовал по сигналу (включение той или другой лампы), если он вообще не может видеть этот сигнал. И будете совершенно правы: если бассейны действительно полностью изолированы и второй дельфин не видит сигнальных ламп, то он понятия не имеет, когда и какую педаль нужно нажать.