Этот охотник из Лисьих Лапок
Шрифт:
– Ну… попробуй.
Чимах даже не стал обращать внимания на то, что я снова «господинкаю». Или, напротив, понял, что я даю ему возможность сдать назад в вопросе протекции, не теряя лица.
– Когда были на позапрошлой неделе в Мацане, там слышали слухи о сватовстве кого-то из детей клана Шу к средней принцессе нашего клана, луноликой Джиао-Джу. Сватовство, наверно, приурочено к будущему фестивалю Золотой Листвы – традиционно сватовство назначают на этот день. А свадьбу тогда удобно играть в начале зимы, когда закончены не только все работы, но и приняты и описаны все припасы и собраны
Воцарилось молчание. Только ревело пламя погребального костра.
– Я… - выдавил из себя Чимах. – Не могу опровергнуть то, что ты сейчас сказал.
– Спасибо, господин Чимах! – Легко поклонился я.
– Имя тебе менять пора, Гиафо. Вейж. Будешь Лю Вейж. Хорошо звучит.
Детям здесь принято давать неблагозвучные, даже обидные и оскорбительные имена. Считается, что это отпугнет от них злых духов. А потом, когда вырастут, и поменять можно. У меня, когда я об этом обычае узнал, тут же появился вопрос – не отпугнет ли такое имя и добрых духов? Вопрос остался без ответа. Потому что у меня хватало ума его не озвучивать – слишком умным быть хорошо, но лучше, чтоб об этом никто лишний не знал. Я и так, с этим «дядей Чимахом», сильно рискую и подставляюсь.
Кстати, мое детское имя означает «смердящий». Но никого это не удивит и даже не вызовет насмешки – все так делают. Всего лишь намекает, что имярек – условно несовершеннолетний. Вот с детским именем рассекать взрослому – это повод для украдкого хи-хи, а так – все всё понимают.
А «Вейж», как нетрудно догадаться, «умник». И, чтоб два раза не вставать: мои сестры Цу – «шлюха», Мики – «какашка», а Хао – «сучка»… Такая вот у нас была семейка. Девичьего имени матери я не знаю – за подобный вопрос можно и по шее выхватить. И от нее, и от отца. Ибо неуважение к предкам! А с этим тут строго!
– И достал уже «господинкать»!
Итак, обещание протекции и покровительства в городе от дяди Чимаха осталось в силе. Это, конечно, плюс.
+++
«Бедному сиротинушке собраться – лишь подпоясаться».
Если смотреть с официальной, так сказать, точки зрения, то я – и сиротинушка, и бедный. Если Чимах берет на себя роль моего покровителя, следовательно, моя версия о том, что «померли все» - принимается. И даже если он доложит кому-то о том, что не только Лю Гиафо выжил в деревне Лисьи Лапки (вообще-то обязан и должен это сделать) – официально теперь все жители деревни (кроме этого юного охотника) считаются погибшими. Потому что, чем больше погибших, те больше размер виры.
А, нет… уже и не бедный я «сиротинушка». У меня ж «золотой» доброго господина Ма теперь есть! Бешенные деньги по здешним ценам!
Договорившись с Чимахом о том, что по прибытию в Мацан, сразу же найду его, выпроводил будущего «куратора» из Лисьих Лапок. Он для виду
Чимах улетел. И теперь улетел на самом деле – я лично контролировал процесс!
А я рванул на южную сторону деревни, к более-менее уцелевшим амбарам. Меня там сейчас ждут с огромным нетерпением!
+++
– Что было потом?
Шепот – штука во многих случаях незаменимая. Не различишь ни пола говорящего, ни его возраста. Во всяком случае, сделать это крайне тяжело. Еще тяжелее потом идентифицировать человека по голосу. Об этом я еще из первого мира узнал из книжек нашего-всего-Юлиана-Семенова. Ну, а в этом мире данный факт подтвердила моя загадочная матушка… знавшая значительно больше того, что должна знать обычная супруга обычного охотника.
Папаня шифровался куда лучше. Правда, он и воспитанием нашим занимался гораздо меньше, чем мать. Сказки, опять-таки, у него были не такие интересные. Хотя, тоже в чем-то поучительные – видно, мужик старался, не пускал воспитание подрастающего поколения на самотек – например, воинское дело (лук, ножи и местную «борьбу нанайских мальчиков») он в нас вбивал очень старательно. Ну, и дисциплину – ремнем. Это святое.
Кончик ножа слегка кольнул точку у сгиба локтя, и девушка взвизгнула:
– Прекрати, дура! Мне больно!
– Что было потом? – Шепотом повторил я.
Я сидел за ее спиной в одном из немногих более-менее уцелевших сараев. Раньше он принадлежал семье Ха… или Васан. Сидел за спиной, во-первых, чтобы лучше контролировать правдивость допрашиваемой, «снимая» ее пульс с шейной или запястной точек, во-вторых, чтобы не маячить перед ее глазами (моя маскировка не была идеальной – это я и сам понимал, а вдруг девочка окажется слишком глазастой и какую-нибудь неучтенную мною деталь запомнит?), в-третьих, чтобы она чувствовала прикосновение моих самодельных «сисек» к своей спине и «обманывала себя сама», в-четвертых, дабы…
Ну, там много причин. Не на последнем месте – возможность полапать за аккуратные холмики (вполне себе настоящие, а не как мои – из головок мягкого сыра в холстине), или огладить обнаженные бедра, начисто сбивая допрашиваемой концентрацию и в качестве намека не отвлекаться на слишком долгое обдумывание вопросов. Ну, будем считать именно эту цель истинной и единственной. Тем более, матушка учила, что дознатчик во время допроса не должен испытывать никаких сильных эмоций.
О! В-десятых! Чтобы она мой стояк не увидела!
– … брат этой Шу Шан, достойный юноша Шу Юн изволил пожелать осчастливить какую-то босоногую уродину, подарив ей безделушку, … то ли из нефрита, то ли из яшмы – эта Шу Шан не разобрала, о чем они там шептались с этой гогочушей, как стая уток, страшилой. Но старший брат сказал, что у нас нет времени на это… Я же тебе рассказывала уже! Сколько можно?!
– Что было потом?
Новый укол кончиком ножа. Теперь в другую точку, на запястье. Девица опять взвизгнула.
– Дура! Моя белоснежная кожа!