Этрусское зеркало
Шрифт:
– Остальное вы знаете, - заключил Конарев свое длинное повествование.
Воцарилась тишина.
– Ты, часом, не спятил, парень?
– хрипло произнес Фарбин, первым нарушая молчание.
Глава 28
Глебу налили еще коньяку и закрыли его, сонного, в одной из комнат. Чтобы не натворил глупостей.
– Вы ему верите?
– спросил Альберт Демидович сыщика, когда они остались наедине.
Господин
– Это имеет значение? Думаю, все так и было. Во всяком случае… теперь мы знаем, где Алиса. Будете звонить в милицию?
– Вы меня удивляете, - вздохнул Фарбин.
– Зачем? Бедная девочка… Неужели она… ее больше нет? Невозможно представить!
Он склонился, сжал руками голову.
– Глеб пришел сюда, чтобы наказать убийцу, - сказал Смирнов.
– Он думал, что это вы… или Рогожин. А поскольку Савва Игнатьич умер без его вмешательства, он взялся за вас. Глеб винит вас в равной степени. В его глазах вы оба заслуживаете мести. Как бы то ни было, Алису вы у него отобрали - соблазнили ее своим богатством, неограниченными возможностями, вы развратили ее, вовлекли в блуд. Рогожин рисовал ее обнаженной…
– Чушь! Может, я этого и хотел, но получилось по-другому: Алиса оказалась слишком пленительной, влекущей… Ее грех был ангельски невинен! Даже Савва не устоял перед ее чарами. Видимо, он сам подарил ей «этрусское» зеркало - вещь, которой очень дорожил.
– Вы уверены?
– Зная Рогожина - да. Никто не догадался бы вложить в руки мертвой девушки краденое зеркало. Оно принадлежало ей…
– … и убийца нашел зеркало в сумочке Алисы - больше при ней ничего не было. Он сделал намек. На Рогожина? На Глеба? На вас? Он должен был понимать значение этого предмета, - задумчиво произнес Всеслав.
– Думаете, это сделал я?
Лицо Фарбина дрогнуло, губы сжались. Сыщик проигнорировал его вопрос.
– Мои догадки превратились в нечто большее, когда я увидел «Нимфу» в гробнице, - сказал он.
– Я готов был поклясться, что это - оригинал. Потом, когда Ева показала мне фотографии… девушка на картине, ее лицо… голова менады над вашим камином… снимок Алисы… аметистовое ожерелье - все смешалось. Может быть, если бы я знал Алису при жизни, видел бы ее, то намного раньше сообразил бы, что к чему.
– Ничего не понимаю… О какой «Нимфе» идет речь? При чем тут гробница?
– А при том, - многозначительно произнес Смирнов, - что картину украл убийца! Это взаимосвязано.
Альберт Демидович опустил глаза.
– Разве не Глеб убил Алису, избавился от трупа и придумал жуткую историю про ночной костер? Признаться, это все объясняет. Потом сумасшедший ревнивец расправляется с художником, имитируя самоубийство, потом собирается убить меня… Он - маньяк! А в гробнице нет никакой второй картины. И кражи не было! Я вчера, после вашего ухода, звонил Чернову - сам, лично, от своего имени. Он клянется и божится, что мнимое ограбление - не более чем рекламный трюк. Кто-то здорово вас запутал,
Всеслав не стал возражать. Он посмотрел на часы - было половина одиннадцатого. Как быстро летит время!
– Через час мне позвонят, и я назову имя убийцы. Возможно, это будете вы, господин Фарбин.
– Что ж такое особенное выяснится через час?
– мрачно усмехнулся Альберт Демидович.
– Надеюсь, вы представите доказательства?
– Всенепременно! Потерпите чуток. Кстати, ваше поручение я выполнил - Алису Данилину… нашел. Так что мы в расчете. Будете откапывать фрагменты костей и проводить дорогостоящую экспертизу? Вряд ли она что-то даст. Останки царской семьи и то до сих пор не идентифицированы.
– Прекратите… - простонал сквозь зубы Фарбин.
– Полагаете, вы нашли девушку? Этот Глеб Конарев безумен! Он… впрочем, в одном вы правы: Алисы нет среди живых. Я это почувствовал… наша хрупкая связь с ней разорвалась.
Он налил в стаканы коньяк, один протянул Смирнову. Они молча выпили.
– Кстати, Глеб отпросился со стройки утром двадцать первого августа, - сказал сыщик.
– Значит, Алису убили в ночь с двадцатого. Сразу после того, как она ушла из вашего дома. А может, она и не уходила вовсе?
– Уходила, не уходила - я с ней говорил последний раз двадцатого… во второй половине дня. Я себя ужасно чувствовал, еле до постели добрался, - признался Альберт Демидович.
– Лег и больше не выходил из своей комнаты: не хотел, чтобы Алиса видела меня таким. А утром узнал, что ее нет в доме.
– От кого?
– Сам смотрел!
– раздраженно ответил Фарбин.
– Обошел все комнаты. Думал, она во дворе. А ее нигде не оказалось! Спросил у охранника, но он вечером рано уснул, ничего не помнит. Я его отругал, да что толку-то?
– Она могла сама открыть ворота?
– Конечно, могла! Я показывал ей, как… У меня тут не тюрьма, а жилой дом, господин сыщик! Каюсь, не уследил за Алисой, - вздохнул он.
– Кому пришло бы в голову, что девочка одна, под дождем отправится на ночь глядя черт знает куда?! Главное - зачем?
– Глеб утверждает, что сапожки Алисы были чистыми, сухими и сама она тоже… не промокла. Значит, ходить под дождем ей не пришлось.
– Он же невменяем!
– возразил Фарбин.
– Как ему можно верить?
– Что вы делали в ночь с двадцатого на двадцать первое августа?
– спросил Всеслав.
– Спал в своей комнате. Крепко спал, потому что выпил снотворное. Это, как я понимаю, не алиби?
– Нет. А ваш охранник тоже принимает снотворное?
– Он молодой, здоровый - дрыхнет без всяких таблеток. Первый раз, что ли?
– И вы его до сих пор не выгнали?
– С какой стати? Мой дом, повторяю, - не тюрьма и не кладовая Алмазного фонда!
– вспылил Альберт Демидович.
– А также не султанский гарем и не крепость, осаждаемая врагами. Обыкновенное жилье! Вот у вас есть охранник у двери?