Этюд с натуры
Шрифт:
Теперь на пенсию вышла. Сын прислал за ней невестку, наказав не возвращаться без матери. Оно и правда, внучата давно в школу бегают, а бабушка не понянчилась с ними. Ехать можно, за курами да кабанчиком в ее отсутствие соседка присмотрит. Узнала, что Марию Ивановну сын забирает, взялась хозяйничать. Еще и голос повысила: мол, колебаться и раздумывать нечего, куда это годится — деток не проведать. Работу, будь она неладна, в селе не переделаешь.
Согласилась Мария Ивановна лететь к Балтийскому морю, там и служит сын, большим кораблем командует. В сельмаге купила внучатам подарки, конфет рассыпных. Конфеты теперь не в диковинку, а только с пустым чемоданом
— Собралась-таки? — остановив на улице, спрашивали женщины.
— Невестка за тем и приехала. Одна, говорит, не могу возвратиться. Такой наказ даден…
Ей легко было произносить слова эти, радостно: какого сына вырастила, капитан первого ранга, командир крейсера! И мать не забывает, чтит. Не оставит одну на старости, к себе заберет.
В день отъезда Мария Ивановна совсем с ног сбилась. Курицу ощипала, тесто для пирогов поставила, принесла крынку меду, сала два куска.
— Ой, мама, да куда столько! — пыталась отговорить невестка. — Сало еще зачем? У нас его и не ест никто.
— Как — не ест? Сало украинское особое, хлебное. На нем яешню, картошку поджарить — смачно. Борщ заправишь салом, аромат на всю хату. Не скажи, разве сравнишь с покупным! Опять же, в магазине все денег стоит, а тут свое…
— Тяжесть какая! В поезд пока сядем, а в Киеве до аэропорта еще добираться.
— Тяжесть! Как же я на базар ходила? Перевяжу рушником ручки двух кошелок, через плечо перекину и пять километров поспешаю по холодочку, чтоб успеть к обеденной дойке обратно. Молоко, куриц продам, а возвращаюсь не с пустыми кошелками — хлеба буханки четыре куплю. Сейчас его в лавке сколько желаешь, белый и житный, а тогда…
К обеду ближе пошла к бригадиру, чтоб дал подводу или машину доехать до станции. Подкатил к вечеру грузовик, шофер посигналил. Перед уходом из хаты Мария Ивановна присела на лавку, окинула взглядом комнату: портреты отца и матери под рушниками, фотографии на стене, где и молодость, и замужество, где дети ее — две дочки и сын. Как ни трудно было одной после смерти мужа, а подняла на ноги, образование дала. Дочери университет закончили, сын — Черноморское высшее военно-морское училище имени Нахимова, затем и академию. На фотокарточках он в курсантской форме — молоденький, бескозырка чуть набекрень, золотые якорьки на погонах. Снимался сразу после присяги, в первое увольнение. Новенькая суконка еще не обмята.
Вспомнила, как приехал в отпуск, вишни только поспели. Калитку распахнул, во двор вбежал, рад-радехонек. В хату провела, она вроде бы низкой для сына стала, потом догадалась: вырос ее Михаил, в плечах раздался. Не усидел в хате, переоделся — и на огород. Огурцы собрал, полное ведро принес. Затем в сад ушел, вишню обрывать.
Наглядеться не могла, а сердце от жалости разрывалось: военный, не удержишь возле себя. Виду не подала, а ночью подушка мокрая от слез была. Отговорить бы от службы, в колхозе мужские руки нужны, но воспротивилась себе, приняла тревоги материнские, утешаясь тем, что других не коснется подобное. Должен кто-то землю оберегать. Видно, сама собою держалась в ней извечная женская ответственность за продолжение жизни. Полагала, что мир будет надежнее, если служит Михаил, плоть и кровь ее. Мать, она ненавидела войну, признавала только то оружие, которое защищает. Сын избрал ратное дело — благословила. Если бы он направил оружие на слабого, принес горе и слезы кому-то, она прокляла бы его и вычеркнула из памяти. Как мать любила свое дитя, одна была вправе судить или оправдывать перед людьми по содеянному.
Сын
Чтобы не повторилось подобное, носит форму Михаил. Фотографию его, уже капитана третьего ранга, повесила в красный угол. Там и стоит за лампадой. На икону да на сына молится. Вернее, за него, чтобы здоровым оставался, война не грянула. Первым ведь уйдет по тревоге. Подумает о том — замрет сердце в страхе: на море служит — ни бугорка, ни ровика, где голову приклонить.
Перед селом не краснела за сына, гордая ходила. Знают люди, как трудно ей было поднять детей. Пошла вроде жизнь в гору, а тут муж у нее умер. Попросилась на ферму да двадцать годков и доила коров, собрать бы то молоко воедино… Дети и отвлекали от гнетущих мыслей, не давали впасть в отчаяние. О себе не тужила, спроси сейчас кто-нибудь ее о прошлом — не знала бы, что и ответить. Все в работе и в работе, на ферме и дома. С восходом солнца на ногах, закрутится так порой, что и поесть забудет. Каждую копеечку детям откладывала, только бы учились. Сама лето босая ходит, юбку на смену не справит. Вознаграждала себя тем, что на людях девочки и хлопец не хуже других выглядят — и обшиты, и обстираны.
С продвижением по службе Михаил наезжал в отчий дом реже. Мария Ивановна понимала: сын на корабле, многие месяцы в плавании. По письмам научилась угадывать, где на сей раз находится, в каких морях — в северных широтах или в Средиземноморье. Так и жила ожиданием, пытаясь представить корабельный быт, вахту в штормы, под палящим солнцем. В будничных своих хлопотах по хозяйству она тешилась приездом сына с семьей, готовилась, чтоб не застали врасплох. Запасала соленья, компоты, держала кур, чтоб не бегать к соседям за яичками. Звякнет ли щеколда калитки, машина прогудит — спешит к окну и глядит, не пройдет ли кто к порогу по дорожке, которую вымостил кирпичом когда-то хозяин. Тихо вечерами в доме, из старенького репродуктора — он висит на одной петле под зеркалом — льется музыка…
Теперь ехала сама в гости к сыну. В поезде никак не могла уснуть. Ей казалось, уж очень медленно тянется скорый, останавливается, считай, возле каждого столба. А поезд мчался сквозь ночь по графику, и утром они были уже в Киеве. На привокзальной площади взяли такси, поспешили в аэропорт.
В Калининграде сын Марию Ивановну не встретил. Вместо него, взяв под козырек, ей представился молодой капитан-лейтенант. Невестка не проявила беспокойства, а Мария Ивановна разволновалась. В селе как ни заняты сын или дочь, но к поезду придут. Не то обидят, перед людьми родителей на смех выставят. Капитан-лейтенант, видно, уловил растерянность, пояснил:
— Крейсер на учениях. Объявлены по всему флоту.
Ракетный крейсер «Грозный» держал в эту пору курс в район огневой подготовки. Предстояло нанести удар по береговой авиационной группировке «противника». Стрельбы, как говорили прежде, главным калибром — экзамен для экипажа перед дальним походом, проверка мастерства мерками современного боя. Противоборствующая сторона не дремлет, постарается использовать надводные и подводные силы, пойдет на любые тактические хитрости, чтобы перехватить инициативу, навязать свои условия.