Ева
Шрифт:
И никто из них не пытался встретиться…
17. Гроза над Ригелем
Ровно через полтора месяца Ева Рейн отчитывалась о проделанной работе Вайенсу.
До этого у нее было три дня свободного времени. И она провела их с пользой для себя.
Майор Рейн выспалась и заказала себе новую форму взамен старой, порядком истертой и поношенной, украшенной не отмывающимися пятнами от ржавчины, мазута, и прочих веществ, которые так обычны для старых, изломанных
Ева несколько раз принимала душ уже после окончания своей инспекции, но ей казалось, что ее волосы все еще пахнут горячим спертым воздухом, старым железом и всеми видами топлива и смазки, какие только известны.
Работа была проделана большая, и Вайенс, вчитываясь в сухие строчки отчета, не мог не отметить, что Ева прекрасный организатор. Всего за месяц ей удалось сдвинуть с мертвой точки то, что у Вайенса стояло без изменений годами. Впрочем, вероятно, ему просто дела не было до того, в каких условиях приходится работать заключенным, и сколько их гибнет, срываясь с расшатавшихся лестниц или попадая в испорченные механизмы старых машин.
Еве было не все равно.
Ее непреложное правило — защищать интересы всех и каждого в соответствии с законом, — работало и здесь. На модернизацию устаревшего оборудования, разумеется, тоже были потрачены немалые деньги, но Ева со свойственной ей горячностью и убедительностью доказала инспекторам Альянса, что все вложения окупятся сполна, когда увеличатся добычи.
И в этом прошел целый месяц с лишком. Бесконечные перелеты, спуски в шахты, осмотры завалов, оценка изношенности агрегатов.
Кажется, Ева даже позабыла, что такое солнце и как оно выглядит.
Однако, на доклад она пришла свежей, бодрой, отдохнувшей, с тщательно расчесанными и уложенными в косу льняными волосами. Вайенс с некоторой злостью про себя отметил, что будущее материнство тоже пошло ей на пользу. Ева как будто расцвела. Ее фигура избавилась от излишней хрупкости, линии тела стали более округлыми и более женственными.
Не думать об этом было, пожалуй, труднее, чем терпеть… терпеть…
— Отличная работа, майор Рейн, — сухо произнес Вайенс, потирая покрасневшие, воспаленные глаза. — Я благодарю вас.
Ева с удивлением посмотрела на Вайенса.
— Вы нездоровы? — осторожно спросила она.
Вайенс, откинувшись на спинку своего кресла, передернул плечами, будто его знобило.
— Ничего, — сквозь зубы процедил он. — Пройдет.
Он тоже как-то странно изменился.
Не осталось больше ничего от улыбчивого дамского угодника, позера и самовлюбленного красавца, который умел принять выигрышную позу и обворожительно улыбнуться, растопив при этом любое дамское сердце.
На похудевшем лице Вайенса с заострившимися чертами теперь застыло какое-то озлобленное, напряженное выражение, а в движениях была какая-то скованность, словно ему шевелиться
Вайенс словно потух, сломался, покорился чьей-то воле и отдал часть своей души, личности, в чьи-то руки; не было в глазах ни проблеска честолюбивой мысли. Он словно сдался, подчинился несущему его потоку.
Но вместе с этим смирением появилось и кое-что еще.
В его мрачно горящих глазах Ева прочитала железную решимость.
— Я слышала, — осторожно произнесла Ева, — что вы отлучались по делам?
— Да, — резко ответил Вайенс. — Но вас они не касаются. Это были мои личные дела, и я не обязан перед вами отчитываться. Понятно? Или вы будете настаивать?
— Нет, сэр, — сдержанно ответила Ева, однако, удивляясь такой резкости Вайенса. Этого в нем тоже прежде не было…
Вайенс, казалось, позабыл о том, что в свое время истово добивался ее расположения. Теперь, казалось, ему безразличны ее чувства, он был словно одержим какой-то иной целью, которая занимала его куда больше, чем отношения с Евой.
И эта трудная цель, эта мучительная мысль, эта мечта словно жгла его изнутри, пожирала, терзала, но он держался за нее куда крепче, чем за все его прежние цели и желания.
— Я больше не нужна вам?
Голос Евы смог оторвать Вайенса от размышлений, и он поднял на нее взгляд покрасневших глаз.
— В каком смысле? — спросил он не менее резко.
Нет, он не отказался от Евы, как то могло бы показаться. При этих словах в его глазах отразилось былое упрямство, и Ева не осмелилась повторить этот вопрос. Да и бесполезно сейчас его повторять.
Ева почему-то не хотела сейчас выяснять отношения с Вайенсом. Казалось, он готов взорваться в любую минуту, и сдерживает свой гнев из последних сил.
Странно; но ей он показался сейчас опасным. Очень опасным. Странная смесь боли и гнева…
— Я могу идти? — перефразировала Ева свой вопрос.
— Идите!
Вайенс дождался, пока за Евой закроется дверь, и расслабился. Его тело обмякло, словно из него вынули стержень, и сила его покинула.
С минуту Вайенс лежал неподвижно и молча. На лбу его выступили крупные капли пота, его трясло, словно в лихорадке, и если бы кто-то сейчас видел его, он мог бы поклясться, что генералу Вайенсу до смерти страшно.
Однако, обратной дороги не было. И отступить было куда страшнее.
Он скоро поборол себя, справился со своим ужасом перед предстоящим испытанием. Раскрыл глаза, выпрямился, сел.
— Приготовьте мой личный шаттл, — проговорил он в переговорное устройство. — Я лечу на инспекцию.
Такому состоянию Вайенса, конечно, было логичное объяснение. И оно, разумеется, никак не было связано с инспекцией и вообще с какими-либо заботами Альянса.
Тот месяц, что Ева провела в работе по модернизации рудников, Вайенс провел на хирургическом столе.