Евангелие от Афея
Шрифт:
– Я что – умер? – непозволительно равнодушно предположил Матвей.
– У нас так не говорят, у нас говорят – произошло Разделение. Это когда носитель остается там, а личность перемещается к нам.
"Какой, однако, неприятный сон!" – огорчился Матвей, пытаясь сообразить, кого он, почти не задумываясь, спрашивает, и кто ему так складно отвечает.
– Вы знаете, людские представления о… Разделении не совсем научны… – выдавил через силу Матвей.
– Скорее, совсем ненаучны, – энергично прервал его таинственный незнакомец. – Может, у вас есть какие-то вопросы, пожелания? Ну? Ну, право же, не стесняйтесь! Просто представьте, что вы перед вратами рая, и что я – апостол Петр. Очень добрый, очень приветливый, очень терпеливый апостол,
– Нет, ничего такого представить не могу, – отклонил предложение Матвей, не желая втягиваться в сонную игру.
– Вижу, вы испытываете большие сомнения по поводу моей материальности, – не давая паузе затянуться, продолжил голос. – Понимаю… Что ж, учитывая обстоятельства вашего появления у нас, это нормально. Так всегда бывает с неподготовленными. Все же, как глубока нора, в которой обитает страх смерти! Если его не дразнить, он остается там до конца жизни и выходит в положенный час не в черном балахоне и с косой, как в вашем случае, а в образе светлой сострадательной женщины. Она явится и напомнит о минутах счастья, которые вам довелось пережить, ибо назначение счастья – быть оппонентом смерти. Только счастливый человек, нося в себе мину замедленного действия, может оставаться беспечным. Разве можно оставить такого человека без воздаяния? Разве тот, кто способен полюбить облако не заслуживает рая? Будьте уверены – вы его заслужили, и мы вас не оставим!
Странный диалог, удивительное состояние, ничем не похожее ни на одно из тех, что ему доводилось переживать! Он не напрягал память, мысли не роились в беспорядке, а возникали тогда, когда это было нужно. Его собственный и чужой голос, оба с легким отзвуком запоздалого эха, звучали, словно в пустом зале, о размерах которого невозможно было судить.
– Ну, хорошо. Тогда давайте для начала уточним ваши исходные позиции, – продолжал наседать на молчаливого Матвея тот, кто назвал себя Проводником. – Начну с того, что "там" и "здесь" являются частями единого, хорошо продуманного целого. Чтобы было понятно, приведу пример: беседуя в данный момент, мы можем находиться в желудке какого-нибудь бродяги, но ни он, ни мы об этом не подозреваем.
– А нельзя ли очутиться в более приятном месте? – неожиданно пожелал Матвей и поймал себя на том, что пытается придать разговору глуповатый характер, как делают, когда хотят избавиться от надоевшего собеседника и вернуться к прерванному занятию. – Мне всегда казалось, что душа после, как вы называете, Разделения, должна оказаться несколько выше!
– Можно и выше, – согласился голос. – Главное – находиться в Зоне Активации. Ведь по сути наш рай есть электромагнитное поле. Райское электромагнитное поле. Кстати, раз уж вы упомянули о душе, что вы об этом знаете?
Не напрягая память, Матвей перебрал все, что знал и ответил:
– Ничего, кроме христианской догмы.
– Тогда излагаю дальше, – продолжил самозваный изложенец. – Да будет вам известно, что Земля есть космическая оранжерея, а человечество – продукт грандиозного космического проекта. Когда-то давным-давно человеческий генотип был помещен в биосферу Земли и подвергнут эволюционному процессу. В результате получилось то, что получилось, а именно: цепкое, несуразно членистоногое, живучее существо. Обитель, так сказать, разума и чувств. Из разума пошли расти науки, из чувств – искусства, и на этих двух крыльях человек воспарил над миром, пытаясь угадать в распростертом под ним ландшафте цель и смысл своего существования. Предвижу ваши критические замечания и с удовольствием их парирую.
Замечаний не было. Матвей молчал, слушал и ничему не удивлялся. И не столько от того, что нечто подобное он уже где-то слышал, а от того, что происходящее все больше и больше походило на дурной сон. Он вдруг почувствовал, как в нем просыпается страх: он желал проснуться и не мог! Что он до этого знал о смерти? Во время чужих похорон он испытывал чувство непонятной
– Вы всех так встречаете, даже продавщиц и шоферов? – спросил он невпопад.
– Дельный вопрос! – одобрительно заметил голос. – Отвечаю: если вы о форме – то да. Если о содержании – то нет. Посудите сами: то что я сообщаю вам, вряд ли заинтересует названных вами лиц, а уж тем более людей верующих. Последним я, не мудрствуя лукаво, говорю… – Проводник умолк и вдруг прогудел густым распевным басом: – Добро пожаловать в Царство Божие! Во имя Отца, Сына и Святаго духа… Аминь! – и дальше прежним голосом: – И этого достаточно, чтобы наполнить их священным трепетом. Почетным железнодорожникам я объявляю… – и насморочным женским голосом объявил: – "Граждане пассажиры, наш поезд прибыл на конечную станцию! Просьба не забывать в вагоне личные вещи!" Военным я сообщаю, что им предоставлен бессрочный отпуск, после чего командую: "Вольнаааа, ррррразойдись!", и они растворяются в трехмерных дебрях нашего гостеприимного пространства. Ну, и так далее. Словом, каждому свой рай: кесарю – кесарев, слесарю – слесарев, ну, а вам – прокураторов.
– Откуда вы знаете, какой рай мне нужен? – откликнулся слегка уязвленный Матвей.
– Да уж поверьте, знаю! – усмехнулся голос, словно уличая Матвея в чем-то неприличном. – Только ради бога не подумайте, что я пристрастен! Я человек надконфессиональный и архилиберальный! Интересы моих подопечных – мои интересы! Вам же я скажу: не стоит бесплодным ожиданием питать надежду на возвращение, ибо с момента вашего Разделения прошло времени гораздо больше того, которое требуется самым опытным врачам, чтобы вернуть вас обратно. Так что устраивайтесь поудобнее – вы к нам, как говорится, всерьез и надолго. И не расстраивайтесь: вам здесь, ей-богу, понравится!
Это несерьезное "ей-богу" почему-то окончательно доконало Матвея. Страх, затаившийся внутри, внезапно охватил его, пригнул и потащил, закручивая, как в воронку. Он уже терял всякое соображение, но вдруг спокойствие странным и внезапным образом вернулось к нему.
– Все в порядке? – заботливо поинтересовался тот же голос. – Вижу, вы перевозбудились. Поначалу с новенькими всегда такое случается, но это пройдет. Все пройдет! – значительно произнес Проводник.
– Все пройдет… – эхом отозвался Матвей.
– А все потому что вы не даете мне сказать главное, – укоризненно заметил Проводник.
– Извините, – успокаиваясь, произнес Матвей.
– А вот вам и главное: то метафизическое нечто, что у вас принято называть душой и складировать там все, что не помещается в голове, на самом деле не существует, – сообщил голос и многозначительно замолчал, словно давая Матвею возможность поразмыслить над услышанным.
"И всего-то?" – подумал Матвей.
С одной стороны, ему совершенно не хотелось спорить, а с другой – его, потомственного атеиста, эта новость не особенно поразила. Его инженерное образование не располагало ранее к углубленным поискам ответа на вопрос, есть душа или нет. Да и где атеисту касаться этой темы, кроме как в мужском задушевном застолье, после бог знает какой по счету рюмки, когда уже не все его участники понимают, о чем речь, а среди тех, кто еще соображает, обязательно найдется один, который и поставит на место любознательных одной замечательной фразой: "Все там будем!", да еще и заставит за это выпить. И поскольку обладатель настырного голоса не переставал настаивать на том, что он, Матвей Петрович Ветхий, бесповоротно находится в его распоряжении, он решил ему не перечить, дабы не делать дурной сон еще более дурацким. И он бы промолчал, если бы не мысль, которая у него внезапно возникла.