Евангелие от Афея
Шрифт:
Вместо "вчера": "Пап, ты же мне обещал!" Вместо "завтра": "Когда я вырасту большой…" И бесконечное "сегодня".
Портфель, тетради, пенал, чернильница-непроливайка, форма на спинке стула – мое детство кончилось, завтра я иду в первый класс.
Буйный апрель заставил раздеться до рубашки.
Отца переводят с повышением на запад, нам выделена теплушка, и сейчас его друзья помогают грузить туда вещи. Я участвую в общей суматохе. Мне разрешено таскать мелкие вещи, но я стараюсь ухватить то, что потяжелее.
Вот погрузка закончена, на полу теплушки расстилают
Ночь, день, и мы на месте. Вещи грузят в машину и везут туда, где мы теперь будем жить. Наша новая двухкомнатная квартира – в двухэтажном доме с тремя подъездами, на пересечении двух больших улиц. Ничего такого я раньше не видел и откровенно восхищен. За переездом наблюдают из своих окон соседи, вышел поздороваться будущий сослуживец отца. Возле меня крутятся два пацана моего возраста. Один из них с хитрым видом предлагает мне:
"Скажи – чайник!"
Я доверчиво говорю:
"Чайник"
"Твой отец начальник!" – радостно кричит пацан и отбегает, показывая на меня пальцем.
Это мой будущий друг Вовка Крымчук, с которым я отсижу за одной партой десять лет, а это – дом, двор и город моей грядущей юности.
9
– Простите, вы здесь? – нарушил молчание растроганный Матвей.
– Разумеется, – тут же отозвалась темнота.
– А можно вас называть по имени-отчеству? Здесь это принято?
– Отчего же, вполне. Разрешите представиться: Петр Филимонович Фишер, русский сектор.
– Петр Филимонович, – начал Матвей и осекся: обратившись к Проводнику по имени, он в некотором роде его признал и тем самым только упрочил его позиции. Так недалеко и до капитуляции!
– Так что вы хотели знать? – напомнил о себе Проводник.
"А-а! – махнул Матвей неживой рукой. – Семь бед – один ответ!" – и спросил совсем не то, что хотел:
– Почему мы говорим в темноте? Неужели невозможно сопровождать наш разговор какой-нибудь картинкой? Будь моя воля, я бы общался с… с прибывающими на фоне каких-нибудь цветочков!
Вместо ответа передо ним тут же вспыхнуло мужское изображение по пояс. У мужчины были наиприятнейшие черты лица, одет он был в рубашку и пиджак модного фасона.
– Очень рад, что вы сами до этого дошли, – доброжелательно заговорило изображение голосом Проводника.
– Приятно познакомиться… – не ожидая такого поворота, смущенно пробормотал Матвей. – Но ведь вы могли и раньше…
– Мог, но вы об этом не просили, – вежливо перебил его Проводник.
Что значит, не просил? Конечно, не просил! Это в его-то положении требовать удостоверение личности! Как бы то ни было, теперь у Матвея было такое чувство, будто он напрямую общался с диктором загробного телевидения. Однако, что ни говори, умеют здесь произвести впечатление!
– А меня вы тоже видите? – спросил он.
– Нет, не вижу. Вы еще не умеете конструировать свое изображение, –
– Что это значит?
– Это значит, что со временем вы сможете общаться с вашими корреспондентами в том виде, в каком пожелаете. Хоть в образе крокодила…
Надо сказать, что с начала их общения это было не самое сильное откровение Проводника, но именно оно повергло Матвея в глубочайшее изумление. Он был подобен ребенку, которого опытный продавец игрушек уводит все дальше вглубь магазина.
– Разве такое возможно? А для чего? – простодушно воскликнул он.
– Если есть такая возможность – почему ей не воспользоваться? Ведь наш мир – это мир чистой информации с безграничными возможностями.
– И вы можете поменять ваше изображение прямо сейчас? – загорелся Матвей.
– Конечно! – весело отозвался Проводник.
Экран мигнул, как при смене кадра, изображение сменилось: теперь на нем, непонятно почему, был виден ряд свежих могил. Камера совершила пол-оборота и уперлась в фотографию на одной из них. Матвей взглянул и обмер: с фотографии на него смотрел он сам! Это было так неожиданно, что слова застряли внутри него. Он тупо глядел на фотографию, машинально отмечая случайно попавшие в кадр увядшие гвоздики, обветренные комья земли и ленту с надписью "Любимому мужу и отцу".
Прошло с полминуты, прежде чем Матвей опомнился. На экране снова был Проводник.
– Я вас напугал? – участливо спросил он. – Извините, я, кажется, переборщил. Но знаете, у меня сложилось впечатление, что вы любознательны и не склонны к суевериям!
– Это жестоко! – просипел Матвей.
– Но ведь это то, о чем я вам все время говорю! Ну, хотите, я вам покажу собственную могилу, если это вас утешит? Хотя нет, не покажу: у таких, как я нет могилы. Так что вы счастливчик: сможете иногда посещать ваш последний приют и наблюдать за теми, кто к вам приходит!
Матвей чувствовал себя дворовым псом, на которого накинули петлю пока он, приветливо виляя хвостом, поедал кусок колбасы в качестве приманки. Черт бы побрал его любопытство! Как, однако, ловко Проводник воспользовался его доверчивостью! Что за бездушные методы убеждения! Это так жестоко, так несправедливо!
Внезапно Матвей осекся. Что там опять насчет несправедливости, черт бы ее побрал? Ну, конечно! То же самое он чувствовал, рыдая на берегу котлована перед матерью! Господи, неужели он так и прожил жизнь обидчивым идиотом, не жалевшим никого, кроме себя?! И неужели нужно было помереть, чтобы это узнать?!
– Самолюбие – слепая лошадь разума. Девяносто процентов людей распускают, поджимают, надувают губы или хватаются за оружие, реагируя на обращение, которого они, по их мнению, не заслуживают. Лишь немногие умеют извлечь из этого уроки себе на пользу, – тихо подсказал Проводник.
"Он что, читает мои мысли? – вдруг обозлился Матвей. – Да кто он такой, этот лицедей, что овладел моим сознанием, и власть которого над собой я почти признал? Какую сеть из ученых слов плетет его вкрадчивый голос? В какой такой мир совершенства тянет меня этот фантом тьмы?" Мысли его метались, не находя ответа. Злость, бессилие и отчаяние грохотали внутри него, как камни в центрифуге. Ну где же, где же избавление?!