Евангелие от Джексона
Шрифт:
…Игра шла уже третий час, бутылки постепенно опустели, голова гудела от напряжения. Последние его сто рублей стояли на кону. «Пора!» — решил Николай.
— Сто сверху!
— Вы забыли поставить, — партнеры пристально смотрели на Лодина.
Он стал шарить по карманам, изображая неподдельную растерянность.
— Ч-черт, деньги забыл в номере… хотя вот…
На стол упала облигация.
— Проверил ее сегодня вечером, — выигрыш пять тысяч. Ставлю ее.
Тут же появилась нужная газета, проверили, поглядели на свет и под лупу — все нормально.
— Ну что ж, —
— Вы что, с ума сошли? — возмутился Лодин. — Тонну сбросить еще могу, куда ни шло, но ни цента больше.
— Нет. Не хочешь — не играй, — последовал ответ.
— Как знаете, — Лодин встал и направился к выходу.
— Стой! — голос Шляпы остановил его у двери. — Ладно, получай три штуки и садись.
Лодин сделал вид, что колеблется. Три пары глаз алчно уставились на него.
— Это грабеж. Предлагаю компромисс.
После недолгих торгов компромисс был найден, и ему отсчитали три с половиной тысячи. Сделка состоялась. Снова раздали карты. Лодин давно понял, что его «пилят на одну ручку». «Пилите, милые, пилите, — мысленно усмехался он. — Многое бы я дал, чтобы увидеть ваши рожи, когда вас повяжут прямо в Сбербанке. Все идет по плану, тьфу-тьфу — не сглазить бы. Теперь только чисто свалить…»
За неполный час он, вконец утомленный, проиграл еще триста рублей и решил — пора!
— Голова кругом идет, беру маленький тайм-аут, — объявил он. — Где у вас кухня, пойду башку смочу.
— Ну-ну, взбодрись, — с показным сочувствием произнес хозяин, — и рюмку хапни для разгона крови, вон побледнел как.
— С собой возьму, — сказал Лодин, и налив рюмку, пошел туда, куда показал хозяин.
Носовой платок и некоторая сумма денег на столе были оставлены им умышленно. На кухне он открыл кран, набрал в ладони воды и брызнул в лицо. Действительно, стало легче — говоря об усталости, он вовсе не кривил душой — многочасовое напряжение игры и табачный дым, безусловно, сказывались, к таким нагрузкам он не привык. Кухонное окошко было распахнуто и само подсказывало верный выход. «Прощайте, голуби, и к завтраку не ждите» — он взобрался на подоконник и, не раздумывая, спрыгнул в сад. Пулей вылетел на улицу. Словно по заказу, неподалеку светился зеленый огонек какого-то частника.
— Шеф, срочно в Ригу.
— Сороковник и — вперед.
Лодин небрежно бросил зеленую купюру на сиденье рядом с «шефом», сам плюхнулся на заднее.
— Жми!
Взревев, машина сорвалась с места и на второй космической помчалась по назначению, будто зелененькая увеличила мощность двигателя по крайней мере втрое. «Теперь можно заняться и арифметикой, подбить бабки», — решил Лодин. Сто пятьдесят стоили коньяк и мотор, триста он проиграл до облигации, столько же после ее сдачи вплоть до ухода по-английски, рублей двести — двести пятьдесят осталось на столе в качестве «отступных» плюс полторы тыщи потерял на обмене. Итог устного счета был таков — «отмывка» ценной бумаги обошлась ровно в половину ее стоимости. Неплохой результат! Если кого-нибудь из них посадят, нужно будет послать передачу.
Он отпустил мотор у вокзала и пошел домой пешком. Через минут пятнадцать он
XIII
— Итак, потерпевшая, просмотрите еще раз список похищенных вещей. Ничего не пропущено, не будет дополнений?
Страздиня взяла протокол и тихо забубнила под нос:
— Платье… так, видеомагнитофон «Панасоник», шкурка норки — тридцать две… отрезы… чеки «Торг-мортранса»… так, цепочка золотая, кольцо с бриллиантом… брошь… так, фотоаппарат «Поляроид», деньги в сумме… хрустальная ваза, сберкнижка на предъявителя с вкладом семнадцать тысяч триста… вроде все.
И с таким равнодушным видом вернула бумагу Верховцеву, словно ее мало заботила судьба похищенного, которое, по приблизительным, самым скромным подсчетам инспектора, «тянуло» тысяч на сорок — сорок пять, а с учетом цен черного рынка на «альбатросовскую валюту», пожалуй, на все полста…
«А может, просто не верит мне ни хрена, смирилась?»
— Хорошо, — произнес Верховцев, — теперь давайте поговорим поподробней. Меня интересуют некоторые детали…
— А вы разве еще не все выяснили? — удивленно спросила Страздиня, в голосе ее звучали капризные нотки женщины, привыкшей повелевать мужчинами. — Вот тебе на, почти битый час спрашивали, спрашивали, а оказалось, к главному еще и не подступали, так?
— Вы что, торопитесь куда-то или отделаться от меня не терпится? Я, например, с трудом представляю ситуацию, чтобы больная на операционном столе заявила хирургу: «Вы что-то там долго копаетесь, мне надоело, встаю и ухожу!» В конце концов, кто больше нуждается в операции?..
Страздиня слегка прищурила чуть раскосые оливковые глаза и впервые за все время внимательно, оценивающе посмотрела на Олега.
— Неужто вы обиделись? Не стоит, никуда я не спешу, — сказала она примирительным тоном. — Общество приятного мужчины не может быть в тягость, а вот некоторые детали… — Она намеренно сделала паузу, подчеркивая последние слова, — некоторые детали общения могли бы быть и другими. Только, ради бога, не говорите, что вы на работе и прочее-прочее… Я и так, признаюсь, невысокого мнения о милиционерах и очередное разочарование было бы совсем некстати. Кофе вы черный любите или со сливками?
— Черный, без сахара.
— Ну, это ваше дело. Прекрасно, сейчас приготовлю, — и она, мягким кошачьим движением поднялась с кресла и удалилась на кухню. Уже оттуда до Верховцева донесся ее голос: — Между прочим, я угощу вас перуанским: это фирма, совсем не то, что бурда лиепайская…
— Бурда бывает не только лиепайская, но и западногерманская, — откликнулся Верховцев.
— Острите? Это хорошо — значит, не все потеряно. А то среди ваших коллег такие зануды попадаются, рыдать хочется от тоски…