Евангелие от экстремиста

Коноплев Роман Евгеньевич

Уже там, перед самим выступлением перед журналистами, Лимонов отвел в сторону лидера Нижегородских нацболов, Диму Елькина. В поезде с оружием арестовали Лалетина. Это был парень из Нижнего, которого по причине занятости Елькин случайно отправил вместо себя. У Димы, по его словам, после получения таких новостей, подкосились ноги, а Лимонов старался держаться молодцом. Словно ничего и не произошло вовсе. Раздал бодрячком необходимые интервью, взял деньги и уехал. Судя по всему, больше ни у кого в партии бодриться причин не было. Все ждали развязки. Желательно, чтоб обошлось без трупов.

В Барнауле Голубович, глядя на других членов группы, похоже, начал понимать, что речь уже

давно не идет о каких-то там вооруженных мятежах и захватах соседних государств. Рядом с ним, вместо киношных Рэмбо, оказался насмерть перепуганный писатель и несколько ребят, своим видом никоим образом никак не походивших на людей, хоть в отдаленном прошлом державших в руках боевое оружие. Наверное, и впрямь было чего пугаться. В ночь на 1 апреля в Подмосковье погиб при невыясненных обстоятельствах активист Партии, отставной пограничник Бурыгин. Возможно, страшную новость каким-то образом сообщили Лимонову, чтоб уже окончательно деморализовать. Думаю, на этом месте логика событий уже полностью обрывается.

Лимонов позже сравнивал себя с Чернышевским. Наверное, они и впрямь ровесники — люди одной эпохи. Древней уже эпохи. По всем законам ведения информационной войны, а эта война поглавнее настоящей будет, ни в коем случае нельзя было ему уже ехать ни на какой Алтай. Ни в какие дебри. Самое главное в современной политической борьбе — это телесюжеты для новостей. Аудио и видеоматериалы. Не книги, не газеты, и даже не митинги, поскольку их просто можно не показать. А раз этого не было на телеэкране — то и тебя не было. Нацболы в регионах, да и в самой Москве, методом проб и ошибок давно уже разобрались, что такое этот самый пресловутый политический пиар. Лимонов сбросил все козыри противнику. Отъездом на Алтай он чудовищно навредил, и не только самому себе. Пленку со стоящими в белых подштанниках «террористами» комментировала вся страна. Не потому что страшно, потому что смешно. И стыдно.

Купили очень старый, раздолбанный УАЗик, и Лёха начал его ремонтировать. Лимонов чудовищно жался деньгами на каждую мелочь. Давно знакомые всем черты писательского характера — жадность и экономность, воспитанные в голодной американской юности, сейчас были не очень актуальны, и чрезвычайно бесили. Хотя бы поскольку речь шла о трудной и долгой, таежной дороге. Почти неделю Лёша провозился с ним в гараже:

— Эдуард Вениаминович, в дорогу надо ключей каких-нибудь купить. Нельзя ж совсем без ключей ехать. Машина всё ж таки.

— А как-нибудь так не обойдёмся?

— Нет, никак.

— Ну, я не знаю, ну придумайте что-нибудь эдакое, Алексей!

Голубович плюнул и насшибал старых ключей у обычных мужиков в соседних гаражах. Помогли, чем смогли. Какой тут уж на хрен мятеж. В последний день Шилину Мишке, охраннику своему верному, экономный классик купил-таки боты. Чтоб ноги не промокали. Вместо уже давно в прах разорванных, почти без подошв, как у бомжа. Ни у кого, кроме Голубовича, не было даже нормальных курток. Всё ветхое, как у рыбаков или грибников.

Собрались и поехали. По дороге прикупили какой-то то достаточно скромной еды, водки и немного сладкого. Чудовищные суммы рублей и долларов Лимонов пёр на себе в тайгу, как бурундук. Будто их можно потом было бы куда-нибудь спрятать и съесть. Наверное, по мнению Лимонова, был смысл. Можно было забуриться туда, подальше от глаз человеческих, и тупо пересидеть по-тихому несколько лет в таёжной избушке, покупая у местных еду. Стоила она там — сущие копейки, поскольку из наличных денег у людей была только пенсия, никаких зарплат никто уже лет пять не видел. Рубли потом стырили военные во время захвата. Доллары описали. Революция, бля.

Ехали долго. Машина буксовала

в снегу и глубоких весенних таежных ручьях. Вечером следующего дня добрались до места. Все вымотались, как звери. Сели выпивать за встречу. Ужинать. В полном составе собравшиеся в этом глухом таежном лесу люди еще меньше походили на террористический отряд. Какой отряд, когда с оружием мог обращаться толком один Голубович? У Алексея был разряд по пулевой стрельбе. Он был победителем многих соревнований. Помимо этого уже не один год занимался бодибилдингом — мог кулаком убить свинью. Кроме него оружие держал в руках полуслепой Лимонов, стреляя в воздух пару раз из пулемета где-то в далёкой Боснии, и, наверное, всё. По-моему, даже в армии из присутствовавших никто не служил. Дима Бахур, опозоривший тухлыми яйцами и.о. царя в "Сибирском цирюльнике", Никиту Михалкова, только недавно подлечил тюремный туберкулёз, которым наградила его Бутырка. У него, как у Салмана Радуева, в голове стояла металлическая пластина. Какая ему, на фиг, революция? Младший Гребнев, соответственно, проходил реабилитацию по лечению легкой степени наркозависимости. Тоже приходил потихоньку в себя. Неплохую физподготовку имел Шилин. Но Мишка вволю-то и не ел уже несколько лет. Его ежедневное меню составляла миска бункерских макарон с запахом фарша и луком, да чай. Вообще не понятно, как он ещё умудрялся себя в форме поддерживать и не распускаться. Всё равно, этих без Лимонова арестовывать в жизни никто бы не стал. Только б страну рассмешили горе-террористами. Ребята сидели в лагере, набирали вес и писали свои дневники а-ля Че Гевара. Такой вот потешный отряд.

Без ареста на Алтае никакой логической цепочки между дурацкими статьями в газете и судьбой партии и писателя не было бы. Как человек, что-то понимающий в политтехнологиях, я считаю, что Лимонова туда просто заманили. Как зверя. Как дикого кабана или обессилевшего волка. Расставили флажки, и пипец.

Наутро несколько десятков человек в белых комбинезонах с буквами «ФСБ» на спине окружили, обложили снайперами, как полагается, и захватили без всякого сопротивления спящий отряд будущих писателей-революционеров. Они даже не выставили дозор. Выпили и завалились спать. В подштанниках всех выволокли на снег и посадили на колени. Прямо в исподнем. Руки заставили сцепить за шеей, нагнуться и сидеть молча.

Примерно через полчаса местный начальник ФСБ принялся называть фамилии. Видно было, что у него этим захватом испорчен выходной. Была суббота. Лежал бы он сейчас, тискал свою жену, или смотрел телевизор, ан нет. Приходится экстремистов по сырой тайге вылавливать.

— Савенко! — зло крикнул начальник

— Лимонов! — уткнувшись лицом вниз, тихо прошипел классик.

— Савенко!

— Лимонов! — ещё раз, ещё злее.

— В последний раз спрашиваю, кто здесь Савенко? — с ненавистью заорал генерал ФСБ. Наверное, и впрямь, жалко было выходного.

— Ну, я Савенко! — приподняв голову.

— А-а-а, так это ты! Гражданин Франции? На кого работаешь? На Францию работаешь?

— Я русский патриот.

— Ты уже заебал нас, патриот!

Нацболы, чуть-чуть улыбнулись. Всем дали несколько секунд на одевание. Похватали, кто чьё успел — как попало. Натянули чужие боты. Всех заперли в бане. Там было уже совсем сыро и холодно. Держали долго.

Ловцы шпионов кругом полазили, посмотрели, поискали оружие. Оружия, по вполне понятным причинам, не оказалось. Потом всех вывели на улицу, и с поднятыми руками повели вперёд. Один офицер, увидев каких-то местных, другому скомандовал: "Пусть уберут руки вниз, не хер позориться, ты посмотри на этих террористов. Это ж дети ещё совсем". И плюнул. Руки опустили.