Евангелие от Фомы
Шрифт:
— Здесь… — отозвалось из темноты.
— Вот и они подтвердят… — продолжал Иона. — Такого наговорил, что и книжник не всякий за ним угоняется. И если дело пойдет так и дальше, оттолкнет он от себя народ совсем. И надо, по-моему, нам так исхитриться, чтобы не давать ему много разговаривать…
— Да как же ты заставишь его замолчать? — грубо усмехнулся Иегудиил.
— Не замолчать, а чтобы говорил поменьше… — поправил Иона. — У нашего народа память короткая, эти его капернаумские штуки все скоро позабудут и опять будут льнуть к нему, разиня рты… Удивительный человек! — звонко щелкнул он себя по ляжке. — Ведь стоит ему только
— Вот поэтому-то он нам и нужен… — тяжеловесно пришил Иегудиил. — Только поэтому он нам и нужен… И вот что… — нетерпеливо обратился он к Ионе. — Ты хоть и брат мне, а тянешь нестерпимо. Дай я слово к молодцам скажу… Иешуа для нас находка… — уверенно обратился он к повстанцам. — Не надо упускать его. Он не захотел вернуться к нам, а мы не хотим лишиться его. Силой с ним ничего не поделаешь. А раз нельзя взять силой, значит, нужна хитрость. Так вот я и предлагаю, чтобы все наши везде и всюду эдак из-под руки распускали слух, что он-де с зелотами, а что ежели говорит он там то да се, так это-де для отвода глаз только. И в капернаумской синагоге, дескать, тоже… И Андрей Ионин, который с ним ходит, между прочим также это понимает… Ну, вот… И надо всячески возвеличивать его, превозносить до небес. Вон везде говор идет, что он чудеса всякие начал делать. Я сам никаких чудес от него не видывал, но нам в этом разбираться нечего: чудеса так чудеса… И ври всякий кто во что горазд про чудеса… А когда народ закипит, как следует, тогда и потребуем от него прямо, чтобы становился он над нами царем и вел нас против лиходеев наших… Так ли я говорю?
— Так, пожалуй, только не совсем… — встав, заговорила одна из темных фигур каким-то скрипучим и хитреньким голосом. — Ежели он потом на это дело пойти не захочет, так все наши труды прахом пойдут…
— Почему не пойдет? — раздались голоса. — Пойдет… Царем-то всякому побыть хочется… Пойдет…
— Нет, не пойдет… — сказал веселый Исаак. — Я его не первый год знаю… Не такой это человек. Он для себя ничего не ищет. Он хочет добра для всех…
— Так что? — горячо заговорили с разных сторон. — И очень даже хорошо… Становись царем, а там и приказывай, что хочешь: можно и законников всех перерезать, и богачей перевести, и все добро их промежду бедняками поделить… Царь на то и царь, что во всем его воля. Это можно будет ему так и сказать: становись над нами и делай по-своему, а мы на все согласны…
— Не пойдет он на это дело… — упрямо сказал Исаак. — Я его знаю…
— Что ты на своем уперся: не пойдет да не пойдет… — нетерпеливо крикнул кто-то. — Я сам слышал, как он обещал, что первые будут последними, а последние первыми. Ну? Чего зря болтать-то?
— И прямо с места объявить его Мессией!
— Мессия должен быть из дома Давидова…
— Брехня все это… — покрыл вдруг все суровый бас. — Это все в Иерусалиме выдумали Асмонеям назло… Мессия будет оттуда, откуда он будет. Я сказал… — сурово отрубил он.
Опять заспорили…
— Тише! — сердито крикнул Иегудиил. — Не галдеть всем зараз! В, деле порядок должен быть… Слушай все мое слово!.. Пойдет он или не пойдет, это там видно будет, а пока нужно собирать народ вокруг него и всем внушать, что он с нами…
— И опять, как и где поставить его во главе народа? — задумчиво проговорил Иона. — Ежели, скажем, здесь, в Галилее, и отсюда идти на Иерусалим, так те
— Зачем заманивать? — послышались голоса. — Он и так там часто бывает. Пойдет, например, туда на Пасху и готово…
— Отсюда идти на Иерусалим и думать нечего… — горячее зазвучали голоса. — Всех до единого римляне перебьют… Они все в железе. Ножами да дубинами тут многого не сделаешь… И опять растянут всех на крестах…
— Тише! Не галдеть! — крикнул опять Иегудиил. — Ты что, Варавва? — обратился он к широкоплечему и стройному великану, который подошел к нему.
— Слово хочу сказать… — басом сказал тот.
— Говори… — сказал Иегудиил уважительно и снова крикнул: — Ну, молчать, вы! Иешуа Варавва хочет слово сказать…
Иешуа Варавва на первый взгляд не играл в движении такой роли, как Иона или Иегудиил, держался всегда в стороне, в тени, но едва ли не он был тем невидимым стержнем, на котором в это время держалось все повстанчество. Он отличался исключительной силой, сумасшедшей храбростью, участвовал в повстанчестве чуть не с пеленок, и имя его уже было окружено всякими легендами. Лицо его было все исполосовано мечами, один глаз вытек, и весь он был красив какой-то особенной, дьявольской, страшной красотой…
— Не построивши дома, мы, как всегда, стали спорить о крыше… — своим глубоким басом сказал он. — Где, как и когда мы поднимемся, откуда и куда пойдем, этого знать теперь никто не может. Будет так, как будет. Начинать надо с алефа: собирать народ к одному месту, к одному знамени. А тем временем надо обрабатывать потихоньку, не торопясь, и самого Иешуа назаретского… И, может, лучше всего пустить на это дело женщин… — сказал он и по собранию пронесся гул одобрения. — Возьмите хоть ту же Мириам магдальскую: всем Иерусалимом вертела, как хотела — неужели, если захочет, не справится с ним? Есть слушок, что и в Вифании он частенько к ессею Элеазару заходил — у того сестренка есть такая, что отдай все и мало… Вот и подговорить их обеих — пусть для народа постараются. А там видно будет… Я сказал.
Ропот одобрения пробежал по темному кругу повстанцев.
— Значит, все согласны? — крикнул Иегудиил.
— Да тише ты! — с досадой оборвал его Иона. — Ишь, глотку-то дерет, благо здорова…
— Все, все, все! — полетело со всех сторон.
— А как же Иуда Галонит говаривал, что лучше помереть, чем царем кого, кроме Бога, над собой ставить? — скрипучим голосом вставил кто-то. — А мы сами под царя норовим…
— То было другое время… — нетерпеливо отвечали голоса. — С нашим народом без пастуха не управить. Да и видно там будет, как и что…
— Значит, действовать! — заключил Иегудиил. — Но только с оглядкой… — прибавил он, больше, чтобы сделать удовольствие брату.
— Будем действовать! — отозвались повстанцы. — Время терять нечего… Оглядка оглядкой, ну, и мух тоже ртом ловить не приходится…
Они вставали один за другим, разминали отекшие ноги и, разбившись на кучки, вступали в оживленные беседы. О сне и усталости было забыто. Они точно поджигали один другого, и далекое им казалось близким, невозможное — возможным. Все очень одобряли Варавву, — он сидел в стороне с Иегудиилом и о чем-то вполголоса беседовал с ним — и кто-то скрипучим голоском, хитренько, порицал Иешуа: