Евангелие от Сатаны
Шрифт:
Удар. Изумленный вскрик. Вумак упал. Приближающийся стук сандалий. В аппарате раздается нечеловеческий вопль. Кроссман на мгновение отодвигает телефон от уха, потом снова прижимает к нему:
– Алло! Вумак?
Тишина.
– Вумак, вы слышите меня?
Шуршание. Чье-то дыхание. Затем холодный как лед голос произносит:
– Ренунциате.
Раздается щелчок: связь прервана. Кроссман поднимает взгляд на Джованни, который смотрит в иллюминатор на море.
– Что такое «ренунциате»?
Кардинал поворачивается к нему и отвечает:
– Это значит «откажитесь».
Карцо
Карцо накидывает на голову свой монашеский капюшон и сворачивает налево – на улицу Кончилиационе. По ней он идет к куполам окруженного толпой Ватикана.
Подойдя ближе, он видит огромные экраны, установленные на крыльце базилики. Из громкоговорителей доносится органная музыка. Месса началась. Дойдя до окруживших площадь рядов оцепления, он узнает в строю знакомых офицеров швейцарской гвардии. Один из них выходит ему навстречу, остальные останавливаются в нескольких метрах от своего товарища. У того, кто вышел вперед, ужас на лице.
– Оно у вас?
Пряча лицо в тени капюшона, Карцо кивает. Офицер открывает решетку, пропуская его под аркады. Под гул и шепот толпы он, укрываясь под сводами, доходит до лестницы базилики.
Из громкоговорителей звучит голос камерлинга. Он объявляет, что сейчас начнется чтение евангелия.
Окруженный четырьмя швейцарскими гвардейцами, Карцо проходит по крыльцу. Он спокоен. Ему не страшно.
– Валентина, вы слышите меня?
Валентина незаметно прижимает наушник пальцем к уху, чтобы грохочущие звуки органа не мешали ей слышать голос Кроссмана. Неподвижная толпа окружает ее, как стена.
– Я здесь, сэр. Слышу вас, но плохо.
– Мы только что приземлились в Риме, в аэропорту Чампино. Будем здесь через четверть часа. А что у вас?
Валентина смотрит на шествие кардиналов, которые, как в балете, один за другим подходят к алтарю и склоняются перед новым папой. Она шепчет:
– Месса началась уже давно. Но при служении не соблюдается ни один обычай. Не читают послания, никто ни разу не благословил и не перекрестил молящихся. Причастия явно тоже не будет: здесь не видно ни потира, ни просфор. Мне кажется, что они торопят события.
В базилике снова наступает тишина: орган замолк. Эхо последних нот гаснет под сводом. В телефоне звучит голос Кроссмана:
– О’кей, Валентина. У меня плохая новость.
– Какая?
– Наш агент потерял след отца Карцо в римских переулках. Это значит, что евангелие все еще существует и сейчас приближается к Ватикану.
Валентина собирается ответить, но в этот момент снова гремит орган, папа встает с кресла и подходит к алтарю. В его взгляде, нацеленном на дальний конец базилики, загорается огонь радости. Валентина делает поворот на месте, видит монаха, который только что вошел в базилику, и четырех швейцарских гвардейцев, окружающих его. Другие гвардейцы с алебардами в руках расталкивают толпу, чтобы освободить центральный
– Сейчас мы едем по шоссе к центру Рима. Будем на месте через десять минут.
– Слишком поздно, сэр. Он уже здесь.
Монах проходит мимо Валентины. Она пытается рассмотреть его лицо, но оно скрыто капюшоном. Ей удается увидеть лишь глаза, которые блестят в полумраке. Голос Кроссмана спрашивает:
– Евангелие у него?
– Да.
– Вы можете его остановить?
– Нет.
– Сколько людей у нас внутри базилики?
– Четыре ваших агента, четыре карабинера в штатском. И подкрепление, которое ждет в переулках перед стенами Ватикана.
– Кто командует подкреплением?
– Дивизионный комиссар Пацци.
Кроссман быстро думает и принимает решение:
– Валентина, именно сейчас надо действовать.
Монах и его сопровождающие остановились. Алебарды стучат по полу базилики. Швейцарские гвардейцы, которые окружают алтарь, немного расступаются, чтобы пропустить монаха.
– Слишком поздно, сэр.
Орган яростно ревет, и от его звуков дрожит пропитанный ладаном воздух. Камеры, нацеленные на алтарь, не упускают ни одной подробности этой сцены. Снаружи, в своих автобусах, журналисты в наушниках передают изображение в аппаратные крупных телекомпаний. Эксперты, собравшиеся на съемочных площадках телестудий, замолчали и только глядят на эти кадры, даже не пытаясь их комментировать. Разве что один из них осмелился заметить, что эта музыка звучит совершенно не как священная – никакого благозвучия, ноты никак не связаны между собой. Но в этих нестройных звуках все же есть что-то волнующее и почти красивое, и они словно околдовали толпу.
Монах останавливается у подножия лестницы, ведущей в алтарь, напротив папы, и вручает Евангелие от Сатаны протонотарию. Тот поднимается по ступеням лестницы и кладет книгу, в раскрытом виде, на алтарь. Касаясь книги почтительно, как святыни, папа переворачивает несколько страниц. Потом он поднимает взгляд на толпу, и раздается его усиленный микрофоном голос:
– Возлюбленные братья, Церковь в течение многих столетий скрывает великую ложь. Сейчас настало время разоблачить ее, чтобы каждый смог выбрать, во что ему верить. Говорю вам: на самом деле Христос никогда не воскресал из мертвых и вечной жизни нет.
Полный ужаса шепот проносится по толпе. Паломники смотрят друг на друга. Те, кто оказался далеко от членов своей семьи, ищет их глазами. Монахини падают на колени, старушки крестятся и плачут. Кардиналы-выборщики, собравшиеся возле боковых стен базилики, бледны как смерть, и от этого их красные одежды кажутся еще ярче.
Камеры поворачиваются на своих опорах, показывают общие виды толпы и выделяют крупным планом то одно, то другое лицо. Затем их объективы внезапно нацеливаются на папу, который медленно поднимает руки вверх, ладонями к небу. Монах продолжает сурово и неподвижно стоять у подножия алтаря, скрестив руки в рукавах своей рясы. Капюшон по-прежнему у него на голове. Папа опускает взгляд на рукопись, и его голос снова звучит из громкоговорителей. Громким мощным голосом он объявляет на латыни название евангелия, которое собирается читать: