Евгений Шварц. Хроника жизни

Биневич Евгений Михайлович

Из арестованных в тридцатые годы близких Шварцу людей, вернулась только Груня — Генриэтта Давыдовна Левитина. В 1947 году, отсидев свой срок от звонка до звонка, она освободилась. Разрешено ей было жить в Луге. Но 1949 году она пошла по второй ходке. В 1951 году пошли по лагерям и её дети. Их освободили в конце 1953 года; в 1954 они вернулись в Ленинград. Генриэтта Давыдовна освободилась в пятьдесят пятом, а в следующем её реабилитировали. Д. Д. Шостакович ещё раньше писал письма во все инстанции о её невиновности. Вступился за неё и Евгений Львович. «Генриетту Давыдовну Левитину я хорошо знаю с 1928 года, — писал он 14 апреля 1955 года в Прокуратуру СССР и Президиум Верховного Совета СССР. — В течение ряда лет работал

я вместе с нею в редакциях детских журналов «Ёж» и «Чиж». На работе тов. Левитина показала себя редактором чутким, добросовестным, внимательным. Она понимала высокие требования, которые необходимо предъявлять писателям, работающим для детей. Вместе с тем, умела она добиваться нужных результатов тактично и мягко, понимая всю трудность задач, стоящих перед писателями, особенно перед писателями, пришедшими недавно в литературу.

Для редактора детских журналов необходимы педагогические знания. Педагогический дар. И тов. Левитина и в этой области, в области коммунистического воспитания детей, оказалась работником ценным.

Прекратив редакторскую работу, я продолжал встречаться с тов. Левитиной. И я имел множество случаев убедиться в том, что и в жизни, как на работе, оставалась Генриетта Давыдовна настоящим советским человеком, хорошим общественником, хорошим товарищем.

Все эти свойства сохранила тов. Левитина до сегодняшнего дня.

Член Союза Писателей СССР Е. Шварц».

Генриэтта Давыдовна была реабилитирована в 1955 году.

Юбилей

Пятьдесят шестой год — был юбилейным, шестидесятым годом его жизни.

Еще в середине 1955 года издательство «Советский писатель» предложило Евгению Львовичу на пятьдесят шестой подготовить сборник своих избранных пьес. И Вс. Воеводин, редактор издательства, на редакционном совете 16 февраля докладывал: «У нас идет в плане этого года избранные повести и сценарии <Шварца>. Такая книга выходит впервые. Надо сказать, что это принесло нам радость. Это очаровательно и талантливо. Начинается с рассказа «Два клена», здесь очень много русской литературной сказки от Пушкина идущей, от Ершова, прелестно. «Тень» — рассказ памфлетический, с острым политическим содержанием, «Обыкновенное чудо» («Медведь»), включил свою пьесу «Одна ночь» — блокада в Ленинграде. Шварц хочет показать себя, как советский драматург. Сценарий «Первоклассница», «Снежная королева» и «Золушка»». Прелестная книга!» В тот же день с автором заключается договор на книгу в 16 авторских листов. Всё это присутствовало в вышедшей книге, кроме «Первоклассницы». И без неё получилось 16,9 листа.

Но Шварц, по-видимому, поначалу не поверил, как всегда, в такое, и потому не торопился сдать готовую рукопись или хотя бы составить план сборника. И Воеводин, не дождавшись ни того, ни другого, 3 августа посылает Шварцу официальное письмо: «Уважаемый Евгений Львович! Мы договорились с Вами, что в середине августа Вы представите в из-во проспект сборника Ваших избранных пьес, либо (что было бы лучше) рукопись. Сейчас мы приступаем к составлению плана на 1956 г. с тем, чтобы 24.VIII обсудить план на Редакционном совете. К этому времени нам нужно знать и состав, и объем Вашей книги».

Наконец, рукописи получены. В этот сборник он поместил две пьесы для детей — «Два клена» и «Снежную королеву»; «Тень», «Одну ночь», «Обыкновенное чудо» и «Золушку». Все, кроме «Одной ночи», уже были опубликованы. Включил бы и «Дон Кихота», но ещё не был уверен в окончательном его варианте. Сценарий будет напечатан лишь в июльском номере «Литературного альманаха» за 1958 год, когда Евгения Львовича уже не станет.

В конце августа 1956 года сборник ««Тень» и другие пьесы» выйдет тиражом в 15 тысяч экземпляров. И, конечно же, первую столь солидную в его жизни книгу (а было в ней 368 страниц) он разослал ближайшим друзьям.

Друзья радостно откликнулись.

Марина Чуковская (5.9.): «Милый Женичка!

Спасибо тебе за книжку и милую надпись. Как хорошо, что она вышла, и будет возможность почитать давно любимые пьесы. Мы в Коктебеле жили рядом с Черкасовыми, не раз бывали на съемках, и с большим удовольствием прочитали сценарий. Очень нам с Колей понравилось, — все ясно, логично, ничего главного не утрачено, да ещё с живым мягким юмором, который тут кстати. Деревня, которую возвел Альтман, прелестна — на высоком сером, сожженном солнцем холме, истинно «испанское». Сидела даже в карете рядом с Д. Кихотом и придворной дамой, спасаясь от солнца. И дважды снялась вместе, да не знаю, получим ли фотографии. Пишу тебе я, а не Коля потому, что он ещё не вернулся, — уехал в Еревань. Целую тебя крепко, будь здоров и счастлив, Катю тоже. Привет Наташе с семейством».

Через неделю вернулся Николай Чуковский и тотчас же отвечает на подарок (14.9.): «Милый Женечка, дорогой друг! Как обрадовал ты меня своей книгой! Собраны, наконец, вместе эти пьесы, такие умные, нежные, своеобразные, а мне особенно дорогие тем, что в каждой фразе их слышу твой голос, который сопутствовал мне чуть не на протяжении всей моей жизни. Жаль, нет в книге «Дракона». Но, быть может, теперь, когда обстоятельства несколько изменились, будет напечатан где-нибудь и «Дракон»? Как твое здоровье? Не собираешься ли в Москву? Хорошо бы повидаться! Сердечный привет Катерине Ивановне».

Леонид Малюгин (9.9.): «Дорогой Женя! Спасибо тебе за книжку — она меня порадовала и внешним видом — толстенькая. Наши пьесы обычно выходят какими-то жалкими брошюрками, никак не соответствующими ни нашему возрасту, ни внешнему виду, и дарить-то их совестно. Я прочитал её сразу, что редко бывает с книгами, которые нам дарят. Читал и наслаждался — все это тонко и умно, что нынче несколько и смешно и странно. И когда подряд читаешь твои вещи — очень важен — при богатстве и разнообразии характеров — общий тон автора, то, что у нас в драматургии почти совершенно исчезло. Как-то давно, по-моему, ещё в Кирове ты говорил, что городничий начинает разговаривать, как Гоголь. Вот это удивительное умение — не выйти из характера и сохранить свой голос — я почувствовал в этой книге. И поэтому это не собрание пьес, а книга!

С особенным удовольствием я перечитал «Одну ночь». Неужели наши театральные деятели и сейчас не заинтересуются этой пьесой. Хотя бы ленинградцы?! Акимову не влетит в лоб?! Искания наших московских театральных деятелей, которых правильнее было бы назвать дельцами, не идут дальше «Мадам Сан-Жен». Издана книжка вполне прилично (ведь «Советский писатель» издает книги хуже всех издательств), только обидно, что нет портрета и хотя бы краткой статьи — вступительной. У нас, правда, личной жизнью писателя интересуются только тогда, когда он совершит какой-нибудь одиозный поступок…

Лето у нас было осеннее, и сейчас погода не радует, но я продолжаю жить в Переделкине и хочу прожить здесь сентябрь. Очень мне здесь нравится — приятнее смотреть на сосенку, чем на помойку. Данины тоже живут сейчас в Переделкине — в доме творчества. Они тоже получили твою книжечку и кланяются тебе. Сердечный привет Екатерине Ивановне. Желаю тебе здоровья, обнимаю».

Позже всех получили книгу Гарины, потому что Евгений Львович все время хотел приехать в Москву, но так и не собрался. Хотелось повидаться, посмотреть «Обыкновенное чудо», поговорить… И тянуть с пересылкой было уже неловко. Посылая её по почте, он писал им: «Дорогие Хеся и Эраст! Посылаю Вам свою книжку, которую хотел привезти лично. Дорогая Хеся! Вы обозвали меня ленинградцем и обманщиком, но даю Вам честное слово, что я отказался от ленинградского чествования и твердо решил ехать в Москву. Об этом известил я не только Вас, но и Каверина, и Чуковских и ряд др. друзей. А наш Союз перерешил дело без моего ведома и известил, что вечер состоится здесь, и непременно 20-го, что всё заверено, и отступления нет. Не сердитесь на меня старого. Давайте жить дружно. Целую Вас. Ваш Е. Шварц».