Евгения, или Тайны французского двора. Том 2
Шрифт:
Затем обе дамы поспешно уселись в экипаж.
– Кто живет на Вандомской площади? – спросила госпожа Лебретон, как только карета тронулась с места.
– Единственный человек, которому я могу довериться; единственный, на кого возлагаю надежды, – произнесла Евгения. – Он благороднейший человек, какого только я встретила в жизни. Но я не слушала его советов! Это Олимпио Агуадо.
– Дай Бог, чтобы эта надежда вас не обманула.
– Он не скрывал от меня того, что предвидел сам; он хотел даже по этой причине оставить Париж.
– Когда в последний раз вы с ним виделись и разговаривали?
– Шесть недель тому назад, Лоренция! О, этот день вечно останется для меня памятным. В этот день он мне предсказал все. А бриллиантовый крест! Роковой черный крест!
Госпожа Лебретон, разумеется, не поняла и не могла понять таинственных слов императрицы. Она взглянула с истинным сожалением на императрицу, которая до того растерялась, что бормотала непонятные слова.
Карета остановилась на Вандомской площади. Госпожа Лебретон открыла дверцу и быстрым взглядом окинула подъезд и окна отеля.
Холод пробежал по ее членам: все двери и окна были заперты. Она помогла Евгении выйти из фиакра.
Евгения, побуждаемая нетерпением и надеждой, поспешила к двери и сильно дернула звонок.
Показался управляющий домом, старик, которому Олимпио ввиду предстоящих событий передал свой дом для охраны. Евгения его не видела ни разу; ему тоже не случалось прежде видеть ее. Оттого он взглянул на обеих женщин с недоверием и удивлением.
– Проводите меня к дону Агуадо или к его супруге Долорес! – крикнула Евгения твердым голосом.
Она задыхалась от нетерпения и должна была призвать на помощь все благоразумие, чтобы не выдать себя.
Старик с еще большим удивлением посмотрел на обеих.
– К дону Агуадо я не могу проводить вас, равно как и к его благородной супруге, – отвечал он, качая головой.
– Так говорите же скорей, почему не можете!..
– Дон Агуадо вместе со своей супругой четвертая неделя как уехали в свои поместья в Испанию, – добавил он.
– Так он уехал, – повторила за ним как-то машинально Евгения и дальше уже не могла сдерживать своего отчаяния.
Итак, ей было суждено испытать еще и этот последний удар. Последняя надежда на спасение исчезла.
Но госпожа Лебретон скоро опять оправилась.
– Мы должны спешить дальше! – прошептала она.
– Куда, Лоренция! И зачем, наконец?
– Куда бы то ни было, лишь бы нашелся поблизости знакомый, кто мог бы на ночь укрыть нас от опасности.
Евгения задумалась. Она понимала, что надо действовать и что нельзя терять ни одной секунды.
– Ивенс, американец, – живо проговорила она.
– Придворный зубной врач?
– Он живет на Avenue de l'imperatrice.
– Вы правы! Он приютит вас на ночь; а затем вы должны приготовиться оставить Париж. Прислуга американца может вас выдать. Я вижу там еще кареты, пересядем в одну из них.
И
Между тем со всех сторон доносились крики раздраженного, волнующегося народа. Евгения видела, как разъяренная толпа с торжеством влачила сорванный с дворца императорский герб и со злорадными криками топтала его ногами. Все это смешивалось со звуками «Марсельезы», которую распевали тысячи оживленных голосов. Немногие полицейские, отважившиеся появиться, в ту же секунду были прогнаны; тайные же агенты тюильрийской полиции, предвидя месть, уже давно убежали.
Обе женщины спешили добраться до кареты.
– Avenue de l'imperatrice, № 241 – крикнула Евгения кучеру, садясь в карету, тогда как госпожа Лебретон подала ему щедрую плату за проезд. Евгения прижалась в угол кареты, чтобы ее не узнала толпа, среди которой им пришлось проезжать. Она держалась крепко за руку своей спутницы, сжимая ее от страха и волнения.
Карета подъехала к указанному дому.
Обе спутницы поспешно вышли и скрылись в отворенной двери подъезда. Евгения была почти без чувств.
Госпоже Лебретон пришлось ее втаскивать на лестницу, которая вела в бельэтаж. Взобравшись наверх, она судорожно дернула звонок у двери, на которой было написано – «Ивенс».
Один из лакеев придворного врача отворил им дверь.
– Господина Ивенса нет дома, – сказал он и уже был готов запереть дверь, как императрица быстро остановила его.
– Разрешите нам войти; господин Ивенс сам назначил нам этот час, встретясь с нами за два часа перед этим.
Лакей несколько сомнительно оглядел их расстроенный туалет, однако повел в приемную.
Там кроме них никого еще не было.
Только в четыре часа Ивенс позвонил наконец у своего подъезда. Как богатый американец и человек с высшим образованием, он был принят в лучших домах Парижа.
Человек доложил ему, что его давно ожидают в приемной две какие-то дамы, весьма странные на вид.
Ивенс поспешил войти и тотчас узнал императрицу, которая попросила у него приюта и ночлега.
Он обещал сделать все, чтобы обеспечить ей спокойствие и уверенность в безопасности; он тут же ухватился за одну счастливую мысль.
Из роскошного гардероба своей жены он достал платье, ботинки и шляпу и предложил императрице с помощью этих вещей восстановить хоть немного ее расстроенный туалет, пока он через своего слугу добудет наглухо закрытый экипаж, в котором они могли бы безопасно уехать. Затем он наметил им маршрут и позаботился дать знать по телеграфу на несколько станций, чтобы приготовить везде свежих лошадей.
План его был хорош и, казалось, должен был удаться. Железные дороги в подобных случаях не годятся. На станциях, платформах, при стечении народа, легко могли узнать императрицу, и тогда, конечно, всякое старание к дальнейшему побегу было бы безуспешно.