Евхаристия

Архимандрит Киприан

Священник берет звездицу и окаживает ее. Для этого диакон держит кадило за верхнее кольцо левой рукой, a самую чашку кадильницы придерживает правой так, чтобы крышка кадильницы не мешала священнику прикладывать к ней для окаживания звездицу и покровы. По нашей практике и по венецианскому греческому изданию, диакон говорит только: «Господу помолимся», — a по иерусалимскому изданию, он добавляет: «Утверди, владыко». Священник ставит звездицу на дискос со словами: «И пришедши звезда, ста верху, идеже бе Отроча» (Мф. 2:9). [169]

Диакон продолжает: «Господу помолимся». — По иерусалимскому чину, он добавляет: «Украси, владыко».

Священник берет первый малый покровец и покрывает им дискос поверх звездицы, окадив предварительно этот покровец, т. е. наложив его на чашку кадильницы и говоря слова: «Господь воцарися, в лепоту облечеся: облечеся Господь в силу и препоясася, ибо утверди

вселенную, яже не подвижится: готов престол Твой оттоле, от века Ты еси: воздвигоша реки, Господи, воздвигоша реки гласы своя: возмут реки сотрения своя, от гласов вод многих. Дивны высоты морския, дивен в высоких Господь: свидения Твоя уверишася зело: дому Твоему подобает святыня, Господи, в долготу дний» (Пс. 92:1-5). [170] По греческому чину священник читает не весь псалом, a только до слов «и препоясася».

Диакон после этого снова говорит: «Господу помолимся. Покрый, владыко».

Иерей, окадив так же, как было указано, второй покровец, полагает его на Чашу со словами: «Покры небеса добродетель Твоя, Христе, и хвалы Твоея исполнь земля» (Авв. 3:3). [171]

Затем, после слов диакона: «Господу помолимся. Покрый, владыко», священник покрывает оба святых сосуда большим покровом, или «возд'yхом». Диакон для этого держит кадило просто за кольцо одной рукой, a иерей обертывает возд'yхом кадило со словами: «Покрый нас кровом крилу Твоею (Пс. 16:8), [172] отжени от нас всякаго врага и супостата, умири нашу жизнь, Господи, помилуй нас и мир Твой и спаси души наша, яко Благ и Человеколюбец».

Затем иерей берет из рук диакона кадильницу и кадит проскомидию, трижды возглашая: «Благословен Бог наш, сице благоволивый, слава Тебе». Диакон на каждый такой возглас добавляет: «Всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Священнослужители совершают три поклона. Диакон говорит: «О предложенных честных Дарех Господу помолимся». Венецианская практика вместо этого содержит просто: «Господу помолимся». Зато иерусалимская предписывает: «О святом и священном предложении честных Даров Господу помолимся, Господи, помилуй». Священник читает молитву предложения: «Боже, Боже наш, Небесный Хлеб …». Молитва эта одинакова в литургиях святых Златоуста и Василия; она встречается также и в литургии апостола Иакова, не будучи, впрочем, апостольского происхождения. B этой молитве иерей молится благословить это предложение и принять его в Пренебесный Жертвенник, помянуть «принесших, и ихже ради принесоша», и сохраниться нам неосужденными при священнодействии.

Священник произносит: «Слава Тебе, Христе Боже, Упование наше, слава Тебе».

Диакон: «Слава и ныне. Господи, помилуй (трижды). Благослови».

Священник произносит отпуст с поминовением того святого, чья литургия совершается. Иерусалимский чин указывает: «Иже в вертепе родивыйся и в яслех возлегий», — a в воскресный день: «И воскресый из мертвых…».

Упомянутая молитва, общая теперь для обеих литургий: и святого Василия Великого, и святого Иоанна Златоуста, — в рукописях IX в. была особенностью только первой из них, тогда как литургия Златоуста имела свою особенную, a именно: «Господи Боже наш, предложивый Себе Агнца непорочна за живот мира, призри на нас, на Хлеб сей и на Чашу сию и сотвори их пречистым Телом Твоим и честною Твоею Кровию в причащение душ и телес, яко освятися и прославися всечестное и великолепое Имя Твое.…» [173] Не может не броситься в глаза явно совершительный, императивный характер этой молитвы, напоминающей скорее молитву эпиклезы, чем молитву конца проскомидии. Это показывает лишний раз, что в сознании святых отцов весь евхаристический канон и даже больше — вся Литургия, a не только какая-то одна фраза, одно слово или одна молитва имеют «тайносовершительный» характер. Дальше будет указано, что на протяжении всей Литургии можно найти несколько призываний Святого Духа, нарастающих по напряженности вложенного в них освятительного содержания.

По тому же иерусалимскому чину, священнослужители поклоняются трижды перед жертвенником, священник говорит: «Святый Боже, Отче Безначальне, Святый Крепкий, Сыне Собезначальне, Святый Бессмертный, Пресвятый Душе, Троице Святая, слава Тебе», — и целует «крестообразно» святые сосуды, т. е. дискос, Чашу и сам жертвенник. Диакон, сказав «аминь», также целует верх возд'yха и начинает каждение жертвенника и престола. Это каждение, как и в греческой практике, так и в нашей, происходит при чтении слов: «Во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог…» и т. д. Наконец, совершается каждение и всего храма при чтении 50-го псалма.

Следует заметить, что на Востоке прочно утвердился тот взгляд на проскомидию, что после ее окончания никакого поминовения и вынимания частиц не бывает. Это и правильно, ибо с покровением

проскомидии и произнесением отпуста священнослужитель показывает, что эта часть богослужебного чина закончена и возвращаться к ней снова после завершительных действий значит считать эти действия небывшими. Отпустом заканчивается определенная часть богослужения, и возвращаться к ней в другой части богослужения невозможно. В России установился и постепенно очень прочно утвердился тот взгляд, что хотя проскомидия и закончена словами литургисающего иерея, но это для мирян не обязательно, и поэтому те, кто не успел подать с вечера или утром до начала проскомидии свои поминания, подают их и после конца проскомидии в течение всей литургии оглашенных до Херувимской песни, и многие иереи этому не только не противятся, но и поощряют, ибо подача просфор связана всегда с доходом для церкви; a в некоторых храмах, особенно где священнослужители приспосабливаются к привычкам и требованиям мирян, подача просфор продолжается вплоть до «Верую» или «Тебе поем». Русская практика выработала даже особый способ покровения проскомидии, a именно: дискос покрывается не совершенно, но передняя часть покровца откидывается и подымается, и остается также откинутой передняя часть возд'yха, чтобы этим легче было добавлять вынутые частицы на дискос. Ничего подобного ни греческая, ни сербская практика не допускает. Оправдывать подобное отступление от требований служебника и самого смысла чина тем, что при архиерейском служении епископ совершает свою проскомидию особо во время Херувимской и вынимает в это время частицы, не приходится, ибо при этом служении в конце проскомидии не читается молитва предложения и не совершается отпуст проскомидии; ее заканчивает, таким образом, сам архиерей. Поэтому надо или не говорить отпуста проскомидии и не читать молитвы вплоть до момента Херувимской и тогда уже закончить приготовительное действие к Литургии, или строго и безусловно придерживаться восточной традиции, т. е. требований устава и разумного грамотного отношения к совершающемуся чину. Первое приблизило бы нас к древнему положению проскомидии между литургией оглашенных и литургией верных.

На Востоке также при соборном служении Литургии вынимают частицы не все сослужащие иереи, a только один проскомисающий. Он поминает записки и вынимает частицы для сослужащих иереев. Этот обычай, твердо соблюдаемый на Востоке, в сущности, предписан и нашим служебником. В конце чина проскомидии находим такое примечание: «Аще же собором служат священнии мнози, действо проскомидии един иерей токмо да творит и глаголет изображенная; прочии же служителе ничтоже проскомидии особно да глаголют».

Наконец, уже совершенно ничем не оправданы те случаи, когда не служащий совсем, a просто находящийся в алтаре иерей, надев на себя епитрахиль, подходит к жертвеннику и вынимает из просфор частицы.

Таков современный чин проскомидии по служебникам русского, сербского и греческого изданий. Но для уяснения смысла совершающихся во время проскомидии действий небезынтересно обратиться к историческому прошлому этого чина и проследить те изменения, которые имели место в течение веков. Как уже указывалось, проскомидия в том ее теперешнем виде и на том месте, где она помещена теперь, не является оригинальным чином. Все древние литургии, как мы это видели из исторического обзора, знали чин приношения вещества непосредственно перед самой анафорой или перед литургией верных. Какие-то обстоятельства повлияли на то, чтобы этот чин приношения вещества из своей примитивной формы и со своего первоначального места перешел на теперешнее и превратился в тот довольно сложный литургический акт, который нами только что был описан.

Итак, после сделанных практических уставных указаний о чине проскомидии необходимо теперь, хотя бы вкратце, проследить ее историческое развитие в рамках изучаемых нами Византийских литургий.

В этом ее теперешнем составе очень нелегко обнаружить следы и черты ее апостольского происхождения, связывающие ее с теми вечерями любви, или агапами, о которых речь была выше. В первое время истории христианства участниками в приношении необходимого для совершения Таинства вещества были все члены первохристианской семьи. Часть приношений шла к общему братскому столу, т. е. к «агапам», другая же часть принесенного отделялась для совершения самого Таинства Евхаристии. После отделения агап от Литургии, a затем и окончательного их прекращения обычай приношения в церковь разного рода съестных припасов все же еще практиковался некоторое время, хотя и потерял свой прямой смысл. Появилась даже необходимость канонического запрещения таких приношений. Обращаясь в настоящем историческом обзоре к статье А. Петровского «Древний акт приношения вещества для Таинства Евхаристии и последование проскомидии», [174] заимствуем из нее все необходимые справки и приводимые им документы и ссылки.