Эвис: Заговорщик
Шрифт:
…Нож в ручище арра Адьера выглядел сапожным шилом. Только вот рванулся к запястью моей выставленной вперед правой руки недостаточно быстро. Поэтому «взмах крылом чайки», прижавший предплечье ар Зегилея к моему клинку, получился сам собой. И следующее движение, срезавшее с внутренней поверхности руки противника все мясо до сгиба локтя, тоже. Такого молниеносного, а главное, жесткого ответа на первую же атаку противник не ожидал, поэтому на миг растерялся. А я, влипая в душу, по сути, уже к мертвому телу, нанес короткий укол в горло. Затем, не останавливаясь ни на мгновение, перетек к остальным серо-зеленым и замер перед одним из двух кабанов:
— Торр изъявил свою волю. Есть желающие ее оспорить?
Если бы не своевременное предупреждение
— А что, в роду Зегилей уже перевелись настоящие мужчины? — презрительно рявкнул я на весь постоялый двор, когда убедился в том, что арбалетчик был из той же компании, что и кабаны с ослами. — Если на поединок с «мальчишкой» они выходят со стрелком на крыше, то как эти трусы дерутся с равными по силе?
Толпа ответила возмущенным гулом и отдельными выкриками, которые вряд ли понравились четверке ослов.
— Тварь, способная выстрелить в спину тому, кто вышел в Круг Торра, недостойна называться воином! — продолжил я, когда накал страстей поутих, рванул на себя руку, которую держал в захвате, отсек большой палец, а затем повторил действие и со второй кистью. — И я, Лейн Быстрая Рука, лишаю ее такой возможности…
[1] Медные щиты — аналог нашего «копейки»,
[2] Удар кулаком по столу — в простонародье считается выражением восхищения.
[3] Серо-зеленый цвет — родовой цвет ар Зегилеев.
Глава 29
Глава 29.
Четвертый день второй десятины первого месяца осени.
За одиннадцать дней пути образ наемника надоел мне до зубовного скрежета: чуть ли не каждый встречный мужчина от двадцати пяти и старше считал своим долгом поставить «молодого, а поэтому неопытного парнишку с мечом» на место. Первые четыре дня пытались унизить, проявляя желание объездить мою инеевую кобылицу. А когда она, устав от ежевечерних поединков, «украсила» кошмарнейшим шрамом и свое лицо, начали разнообразить подходы. Одни искренне считали, что для пары «подростков» наши лошади слишком хороши. Вторые утверждали, что прежде, чем вешать на пояс меч, мне стоило бы набраться опыта с чем-нибудь вроде клевца или чекана, поэтому клинок желательно отдать более взрослым и умелым. Третьим не нравилось выражение моего лица, уверенность, с которой я входил на постоялые дворы, стук ложки о дно тарелки или что-нибудь настолько же «важное». Обойтись парой-тройкой зуботычин удавалось крайне редко — куда чаще приходилось драться до первой крови или насмерть. Впрочем, даже у такого, на первый взгляд, бестолкового времяпрепровождения были и нужные последствия: во-первых, у образа Лейна Быстрого Кулака появилась история, которую, при большом желании, можно было проследить. А во-вторых, одна из потасовок, в которой волей-неволей пришлось принять участие и моей меньшице, натолкнула нас с ней на очень интересную мысль — объединить способности Дарующей с теми навыками, которые я вбивал ей в ноги.
Первый раз такое объединение получилось само собой, когда охранник какого-то обоза, возмущенный гибелью друга в только-только закончившемся поединке, решил отплатить мне смертью за смерть и попытался схватить Вэйльку за горло. А она, не задумываясь, в него влипла. Но обнаружив, что ножа в руке нет, придержала мужчину «стужей» — холодом, вымораживающим и тело, и душу — затем выдернула клинок из ножен на бедре и закончила привычную связку двумя добивающими ударами. После чего крайне расчетливо
Конечно же, одним разбором ее действий я не ограничился: той же ночью, заставив супругу повторить всю последовательность действий, обеспечивших ей победу в схватке с заведомо более сильным противником, решил, что отказываться от таких возможностей глупо. А на следующий день, заставив ее отработать новую «связку» на себе, убедился, что даже я, чувствующий пробуждение чужого Дара и неплохо владеющий клинками, не могу противопоставить Вэйльке ровным счетом ничего. Ибо удар «стужей» не требовал никакой подготовки и мог наноситься шагов с семи-восьми, а чудовищная вспышка холода не позволяла ни шевелиться, ни звать на помощь. Ну, и страшно обрадовался тому, что взял с собой Вэйльку, а не Найту.
С этого дня наши тренировки превратились во что-то невообразимое. Первую треть мы продолжали изучать технику работы клинковым оружием, отрабатывая новые движения в пределах Дара и с его же помощью. Вторую треть добивались предельно быстрого и абсолютно бездумного выполнения Вэйлькой связок с использованием «стужи». А во время третьей учились работать в связке мечник — Дарующая. То есть, объединять не только сильнейшие стороны каждого в одно общее целое, но и двигаться, чувствуя эмоции друг друга. И эта, последняя, часть тренировки настолько захватывала воображение, что прерываться для того, чтобы продолжить путь, получалось все с большим и большим трудом. Хотя полностью прерываться и не получалось: поняв, что мне сложно ориентироваться в наслоениях чужих эмоций одновременно с выполнением каких-либо действий, девушка заставляла меня вслушиваться в окружающий мир с утра и до позднего веера. А я описывал супруге ситуацию за ситуацией и требовал пошагового разбора возможных действий противников и каждого из нас.
Естественно, такая увлеченность освоением новых возможностей не могла не сказаться на настроении: необходимость тратить время на что-либо, кроме тренировок, бесила и ее, и меня. Поэтому, подъехав к воротам Глевина и увидев перед собой не только высоченные стены, но и очередь из доброй сотни желающих въехать в столицу Хейзерра, мы основательно расстроились.
Увы, мрачные взгляды, которые мы бросали на окружающих, одуревшую от жары и безделья городскую стражу и слишком въедливых мытарей, а также не самые милые лица привлекли внимание десятника. Поэтому, когда мы, наконец, дождались своей очереди и оказались перед воротами, он отвел нас в сторону и почти целую стражу сличал наши приметы с приметами, перечисленными в о-о-очень толстой пачке розыскных листков. В итоге, в город въехали поздно вечером, злыми до безобразия и настолько же голодными, но, собравшись с силами, решили устроиться на ночлег не в Нижнем, а в Верхнем городе.
Увы, уже через половину стражи, подъехав к очередным воротам, мы имели возможность убедиться, что наши лица, да еще и в преддверии ночи, почему-то не вызывают доверия и у этих стражников. Нет, загрести нас, конечно, не загребли, но весьма грубо послали туда, где и должны были, по мнению стражников, обретаться такие разбойничьи рожи, как наши. То есть, в Глевинские трущобы. Однако стоило мне продемонстрировать десятнику письмо с трилистником на месте печати и вложить ему в руку полновесный золотой, как наши разбойничьи рожи превратились в лица законопослушных граждан королевства. И подарили не только возможность въехать в белую часть столицы, но и знание о ближайших приличных постоялых дворах…
В «Королевский вепрь», расположенный в Купеческой слободе, в каких-то полутора перестрелах от ворот в Верхний город, мы вломились уже через кольцо. Перепоручили заботу о лошадях расторопному конюху, подхватили переметные сумки и чуть не захлебнулись слюной от аппетитнейших запахов, витавших в обеденном зале. Тем не менее, вместо того чтобы упасть за ближайший стол и потребовать всего, да побольше, заказали ужин в самостоятельно выбранные покои. И распорядились, чтобы его принесли после омовения…