Эвис: Заговорщик
Шрифт:
Разбирательство с тем, кто прятался в каретном сарае, решил оставить на потом, поэтому проник в дом через окно, разбитое вторым «гостем», и, ощутив запах немытого тела, крови и пота, рванул в сторону малой трапезной, в которой поскрипывали половицы.
Когда я возник в дверном проеме, «гость» как раз садился. Но не на обтянутое не самой дешевой тканью кресло, а на деревянный подлокотник. Лица и фигуры я не разглядел, так как он был в дорожном плаще с капюшоном. Зато оценил неуверенность движений, вызванную либо ранением, либо болезнью, соответствующий запах и совсем не внушающий уважение рост.
Доставать меч не стал —
— Кто ты такой и что тебе надо в моем доме?
Гость дернулся, как от удара, далеко не сразу сообразил, что не один, и тупо переспросил:
— В вашем?
— Да, в моем!
Гость, вернее, гостья — если судить по тоненькому голоску — растерянно спросила:
— А разве он принадлежит не Гаттору ар Эвис?
— Отец погиб. Три с половиной года назад. А я его наследник…
Она потеряла сознание после первых двух слов. Нет, не изобразила его потерю, а грохнулась на пол, чуть не разбив себе голову об угол стола! Тем не менее, ее пульс я проверял с ножом в руке. Присев так, чтобы меня было неудобно бить. И лишь будучи твердо уверенным в том, что это не игра и не способ подобраться на расстоянии удара, откинул с лица женщины капюшон.
«Слишком много хейзеррцев на одного меня!» — мрачно подумал я, увидев грязные и нечесаные огненно-рыжие патлы. Потом обратил внимание на впалые щеки, воспаленные глаза и сухие, обложенные губы, и рванул за нюхательной солью, ибо хорошей пощечиной мог привести в сознание лишь незваного гостя-мужчину. А к женщинам привык относиться крайне предупредительно.
Соль не понадобилась — пока я бегал в комнату к Майре и обратно, хейзеррка пришла в себя. И заговорила, еще не успев открыть глаза:
— Гаттор не мог погибнуть просто так! Он был быстр, как молния, и мечом в руке не сражался, а жил…
Я угрюмо пожал плечами:
— Его отравили.
Женщина закрыла глаза, поиграла желваками, сгорбила спину и словно умерла: слезы скатывались по ее щекам одна за другой и оставляли на серой, обветренной коже грязные потеки. А исцарапанные и измазанные непонятно чем пальцы правой руки мелко-мелко тряслись.
— Вы его знали? — услышал я собственный голос словно со стороны. И почувствовал, что готов провалиться сквозь землю, увидев, насколько сильную реакцию вызвал в ней обычный, в общем-то, вопрос. Она… словно заледенела, по ее щекам мгновенно перестали течь слезы, а глаза затянула пелена безумия!
— Я? Да… знала… — через вечность заговорила она, почти не шевеля губами и делая огромные паузы между словами. — Очень давно… Очень…
Еще через вечность ее правая рука с огромным трудом поднялась к вороту потертого дорожного платья и кое-как выпростала из-под него тоненький кожаный шнурок с болтающимся на нем кольцом Души. Причем не обычным, по серебряку штука, а с нашим родовым! С гербом, именами, выписанными красивой вязью, и символом клятвы, данной Пресветлой!
Признаюсь, я растерялся. То есть, сначала какое-то время смотрел на это кольцо, как на ядовитую змею, готовящуюся ужалить, так как в своих мечтах был готов принять меньшицей[2] разве что Шеллу. И почувствовав, что пауза слишком затянулась, озвучил то, что должен был сказать сразу же, как увидел этот Дар:
— Душа к душе, кровь к крови, жизнь к жизни! Могу я узнать ваше имя, аресса?
Она настолько удивилась тому, что я ограничился лишь формальным
— Вы что-то сказали?
Я повторил. Слово в слово. И клятву, и свой вопрос.
— Зачем вам это, арр? — с болью во взгляде спросила она.
— Мой отец взял на себя ответственность за вашу жизнь и ваше будущее! И я подтверждаю его решение… — чтобы немного протянуть время и собраться с мыслями, буркнул я. А потом плюнул на условности и ляпнул то, что думал: — А навязывать статус меньшицы в нашем роду, вполне заслуженно именуемом Странным, не принято!
— Найтира ар Улеми… — после небольшой паузы представилась гостья. Потом криво усмехнулась и поправилась: — Вернее, с недавнего времени не ар Улеми, а просто Найтира!
— Нет, не так! Вы — Найтира ар Эвис и никак иначе! Носите это имя с честью! — предельно жестко поправил ее я, слегка разозлившись за такое вопиющее нарушение протокола церемонии принятия в род. Но, еще раз оценив состояние женщины, продолжил значительно мягче: — А теперь, когда мы разобрались с новым статусом, позвольте отвести вас в баню: я поставлю греться воду и ненадолго отъеду. А когда вернусь, перелью ее из бака в бочку для омовений…
Женщина собралась с силами и встала. Затем некоторое время собиралась с духом и, наконец, виновато вздохнула:
— Я вам рассказала далеко не все. Во-первых, я пришла не одна, а с дочкой, которая в данный момент лежит на сеновале в вашем каретном сарае. А во-вторых, мы сбежали из дому, и нас наверняка ищут. Очень добросовестно. Поэтому, не исключено, что доберутся и до вашего дома!
— Как зовут дочку?
— Вэйлиотта ар…
— … Эвис! — «правильно» закончил я. И тут меня осенило: — А за вами могли послать боевую звезду?
Моя новая родственница до смерти перепугалась:
— А что, она сюда уже добралась?!
— Угу. И третий день гниет на Пепельной Пустоши…
…До постоялого двора «Бойцовый петух», из-за своеобразной вывески чаще называемого «Пьяной курицей», я долетел менее чем за кольцо. Кинул поводья своего Черныша подскочившему мальчишке, потребовал оседлать кобылку Майры, вломился в здание, взлетел на второй этаж, по дороге чуть не сбив с ног уж очень медлительного водоноса, и постучался в комнату своей ключницы:
— Это я, открывай!
Ворвавшись в комнату, сгреб со стола узелок с вещами — благо, девушка была уже одета и ждала, — и мотнул головой в сторону выхода:
— Поехали, мы очень торопимся!
Майра тут же подобрала юбки и рванула следом. Чтобы уже через несколько десятков ударов сердца оказаться в седле.
Вообще со стороны она, наверное, смотрелась довольно странно — девушка, одетая в жуткое тряпье, но восседающая на дорогущей лошади и в женском седле. Но меня в тот момент это волновало меньше всего: с самого момента выезда из дому я раз за разом повторял про себя одни и те же слова «…нас уже ищут. Очень добросовестно…». А еще пытался найти хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения и рвал себе душу, понимая, что отвертеться от переселения в Пограничье в этот раз не удастся. Кроме того, я бесился из-за того, что только что принял в род двух благородных, которых даже не знал. И, тем самым, поставил Майру в подчиненное им положение!