Эволюционер из трущоб. Том 7
Шрифт:
— Отлично. Вечерком загляну к ним на примерку.
— Ага. Загляни. Правда, они жаловались. Говорят, сперва стали шорсть обрезать ножницами. Ну и затупили их, к псям поганым. Я им говорю, дуры, надо изнутря резать ножичком. Те попробовали — и правда хорошо идёт. Так что, если бухтеть будут, не слушай их. Сами виноваты.
— А что насчёт оторвы?
— Константиныч, ну ты интересный, конечно. Семёныч сделай то, сделай это, принеси, отнеси, закуси. У меня чё, десять рук, что ли? — возмутился старик.
— Я тебе деньги дал, чтобы
— Ха. Найми. Легко сказать. Где тут толковых найдёшь-то? — возмутился Семёныч. — Один молодняк или рукожопы.
Где-то я сегодня уже слышал такие речи. Эту присказку, смотрю, в Ленске многие используют. Почесав затылок, я спросил:
— Ты Петровича знаешь?
— Барсовского? — Я кивнул. — Ну так. Пару раз выпивали вместе. Толковый мужик, если не считать что разбойник.
— Возьмёшь его в помощники?
— Чё нет-то? Можно попробовать, — пожал плечами Семёныч. — И зарплату плотить не надо ему. Отличный работник. Хе-хе. Почти что раб.
— Не раб, а отрабатывающий наказание, — поправил я старика.
— Ну, так я и говорю. Почти раб. Короче, я только за.
— Ну и славно. Сегодня же отправлю его к тебе. — Я покосился на форму, из которой валил дымок. — Когда будет готово?
— Ды вечером, думаю, можно забирать. — Едкий дым от папиросы попал старику в глаза, и тот зажмурился.
— По рукам. Вечером приду. А что насчёт копья?
— Копья, блин. Топай за мной, господин начальник. Покажу, — вздохнул Семёныч, выбросил недокуренную папиросу и двинул в кузницу.
Я последовал за ним, подняв с земли форму, полную металла. Странное дело. Я напрягся, ожидая, что железяка будет весить хотя бы килограммов десять, может, двадцать, но, на удивление, вес совершенно не ощущался. Будто я несу пустой короб, обмазанный глиной.
Войдя в кузню, положил форму на столешницу, и тут же получил новенькое копьё. Рукоять длиною в полтора метра сделана из какой-то деревяшки. Выглядит сопливо. Ну ничего, можно взять рукоять от Артёмовской глефы и присобачить к навершию, сделанному Степанычем.
Кстати, о навершии. В нём легко угадывался один из резцов крысы-директрисы. Лезвие вышло длинной в полторы ладони. Таким можно не только колоть, но и рубить. При этом я заметил недовольное лицо Семёныча.
— Вы вот гадости понатаскали всякой, а мне любись с ней. Вон. Полюбуйся. — Он кивнул в сторону столешницы, на которой лежали разломанные диски от угловой шлифовальной машины, её же называют болгаркой. — Пять алмазных дисков извёл, чтобы этой хреновине форму придать! А потом ещё три, чтобы заточить. Думал, без глаз останусь, — пожаловался старик.
— Ну так ты соблюдай технику безопасности, и всё будет в порядке, -равнодушно ответил я, так как уже привык к нытью Семёныча.
— Ох, умный какой. Технику безопасности. Да я, чтоб ты знал, на заводе с пяти лет работал, и ни чё. Все пальцы целы. А сосед мой,
— Ой, всё. Не бухти. Вечером вернусь. Надеюсь, всё будет готово.
— Будет, будет. Ты только Петровича пришли. Желательно, с бутылкой коньячку. Хе-хе.
— Будет вам коньячок, вы сначала дело закончите. Алкоголики и тунеядцы.
— Да ну, — отмахнулся он. — Какие ж мы алкоголики? Так, чисто для сугреву и поднятия настроения накатим — и всё. — Увидев мой строгий взгляд, он добавил. — После работы, разумеется.
Я улыбнулся и вышел на мороз. Без поддержки маной доменная печь сильно потрескалась. В некоторые трещины можно было без труда запихнуть указательный палец. Размахнувшись, я влепил удар ботинком — и печка рухнула. Вандал ли я? Ну, во-первых, я сам же её и построил, могу делать, что хочу. А во-вторых, сломал я её ради научного интереса!
Порывшись в руинах, извлёк на свет божий пригоршню отработанного шлака. Прочные чёрные штыри оказались пористыми внутри и после термической обработки легко крошились пальцами. При этом они утратили антимагические свойства. Видать, основу прочности и защиты от магии давали те золотистые вкрапления металла. Что ж. Посмотрим, что удастся из него сделать.
Бросив по ветру пригоршню чёрной пыли, я посмотрел, как ледяной поток ветра уносит её вдаль, а после направился к Макару. Наш азиат увлечённо разбирал снайперскую винтовку. Видать, пытался очистить ствол от нагара. Благое дело. Но этим можно и позже заняться. Схватил его за шиворот и потащил в отель.
В комнате номер один нас встретили улыбчивые швеи. Никто из них не бухтел, даже наоборот. Угостили чаем и имбирными пряниками. Перекусив, мы приступили к примерке. Белые шерстяные штаны, куртка и шапка-ушанка смотрелись на нас… По-дурацки, что ли?
Нет, для зимнего леса — самое то, но вот в город я бы в такой одёжке не сунулся. Впрочем, было удобно и тепло. А это — самое главное. Тем более, одёжка ещё и пуленепробиваемая! Забрав обновки, мы разошлись по домам. Я отправился в свою комнату и продолжил поглощать доминанты, которых осталось аж шестьдесят пять штук.
Кстати, пирамида в ближайшие пару дней поднимет свой уровень. Но до этого мне придётся немного пострадать. Вытащив из тумбочки визитницу, я достал клочок бумажки, измазанный кровью, и услышал ласковый голос Ут:
«Образцы содержат следующие доминанты…»
Умница. Запомнила мою просьбу. Теперь сразу зачитывает весь список. Улыбнулся я за секунду до болевого шока.
Очнулся ближе к вечеру. Есть хотелось безбожно. Живот урчал на всю комнату. Потянувшись, я пулей метнулся в кабак сменивший название на «Уютная берлога». Похлебал щей, закусил салатиком, и сверху всё это дело шлифанул свиной отбивной. Восторг! Вытерев рот, я вскочил из-за стола и побежал в кузницу. Посмотрим, что Семёныч для меня приготовил.