Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции

Кривицкий Лев

Определенным сходством с динамическими обладают топографические (местные) координации, базирующиеся на морфогенетических корреляциях и заключающиеся в сопряженных изменениях органов при их непосредственном контакте и давлении друг на друга. Так возникают координации между объемом мозга и величиной брюшной полости и размерами органов пищеварения, размерами грудной полости и величиной сердца и легких, размерами ротовой полости и величиной языка, неба, зубов (за исключением клыков, которые могут разрастаться при выполнении соответствующей работы и выходить далеко за пределы полости).

Биологические координации не опираются непосредственно на переформатирование каких-либо корреляционных связей. Лишь опосредствованно они связаны с перестройкой геномных корреляций. Но они строятся на связной работе всех органов и систем

целостных организмов, поддержанной и отшлифованной отбором. Классическим примером биологических координаций является согласованность редукции конечностей и удлинение тела у змей. Считается, что это согласование возникло за счет прямого отбора наследственных изменений. Так пишут в учебниках сторонники СТЭ.

На самом деле подобные скоординированные изменения могли возникнуть только посредством системного изменения биологической работы по передвижению тела, усиленного отбором наиболее эффективно движущихся организмов и их повышенной способностью противостоять элиминации при данном конкретном образе жизни. Способ передвижения, к которому перешли змеи и змеевидные ящерицы, исключал участие конечностей и предполагал двигательные усилия, осуществляемые путем извивания тела. Именно так передвигались первые наземные позвоночные, кистеперые рыбы, выползшие на сушу с помощью мускулистых плавников. В дальнейшем благодаря постоянной тренировке и отбору многих поколений эти плавники дали начало конечностям. Возврат к извивающемуся всем телом передвижению привел к ослаблению, а затем и к полному исчезновению конечностей, ставших помехой для эффективного передвижения и сопротивления элиминации. И чем меньше работали конечности, тем больше усилий приходилось на работу сегментов тел, выполнявших работу своеобразных позвонковых «конечностей». Возникла потребность в увеличении числа таких «конечностей», которая была удовлетворена поддержанной отбором регуляторной работой генетических структур. То же самое можно сказать о координации между образованием ласт, обтекаемой формой тела и функцией хвоста у китообразных и ластоногих, которые вторично вернулись к обитанию в водной среде.

Мы считаем, что вопреки устоявшимся взглядам, следует признать наличие преобразующей организмы роли не только онтогенетической, но и филогенетической тренировки, результаты которой укрепляются отбором в большом числе поколений и приводят к накоплению гормональных воздействий на работу регуляторных генов, а в конечном счете и к скачкообразным изменениям организации всего генетического аппарата клеток.

Признание ведущей эволюционной роли биологической работы и филогенетической тренировки при их взаимодействии с отбором, их опосредованного влияния на работу, а в конечном счете и организацию генетических структур кажется возвратом к категорически отвергнутой наукой XX века ламаркистской концепции наследования приобретенных признаков. Однако это не так. Предложенный Ламарком механизм действует не по Ламарку, а по Дарвину. Прямого наследования приобретенных онтогенетической тренировкой признаков не происходит.

Филогенетическая тренировка осуществляется не посредством унаследования результатов онтогенетической тренировки, а посредством отбора генотипов эффективно работающих организмов и поощряемого отбором взаимодействия соматических и генетических мобилизационных структур целостных организмов в длинном ряду сменяющихся поколений. Барьер Вейсмана, отделяющий и ограждающий наследственную информацию, необходимую для воспроизведения общих морфологических особенностей видов, от приобретенных процессах ненаследственных реакций и индивидуальных признаков, действует неукоснительно. Но он становится проницаем при изменениях характера и содержания больших групп организмов в большом числе сменяющихся поколений. Эта проницаемость и лежит у истоков видообразования.

Представление о ведущей и совместно с отбором направляющей роли биологической работы полностью соответствует дарвиновскому представлению о борьбе за существование и выживании в ней наиболее приспособленных как решающем факторе видообразования. И поскольку понятие биологической работы конкретизирует и развивает дарвиновское понятие борьбы за существование, представление о ведущей роли биологической работы в ее взаимодействии с отбором является конкретизацией и развитием дарвиновской теорией отбора. Прав в конечном счете Дарвин, а не Ламарк, который

в своей теории вовсе не принимал во внимание эволюционного значения отбора, объяснял прогресс в эволюции установленным Творцом стремлением к совершенствованию и даже не сформулировал самих понятий отбора и борьбы за существование. Это мы подчеркиваем особо и для сведения тех критиков, которые поторопятся объявить предлагаемую нами модель видообразования ламаркистской, а не дарвинистской. Эта модель является также ответом современным антидарвинистам, поспешно объявляющим об устарелости и неактуальности дарвинизма в современной науке, о его якобы неспособности объяснить происхождение и образование видов, биологическую эволюцию в целом.

Итак, выход биологического эволюционизма из нынешнего глубокого кризиса, находится не там, где его упорно, но бесперспективно ищут. Геноцентрическо-мутационистский подход к биологической эволюции исчерпал себя и заводит ее теорию в непроходимый тупик. Необходим новый эволюционный синтез. С нашей точки зрения такой синтез возможен только на путях признания активной роли мобилизационных структур живых существ, производимой ими биологической работы, постоянной тренировки и усовершенствования не только отдельных органов, но и всей телесной и нервно-психической организации в целом.

Проводимый нами с 1971 г. эксперимент по психофизическому самосовершенствованию человеческого организма позволил проследить последовательные позитивные изменения самых различных органов и систем организма, а также психики, под регулярным действием эволюционной – биологической и психической работы. Можно было бы назвать эту экспериментальную деятельность созданием своего рода экспериментальной философии – философской антропологии. Проводя этот эксперимент на себе и нескольких учениках и достигнув с 1978 г. полного отсутствия каких-либо болезненных симптомов, мы могли на себе почувствовать, как под действием регулярной ежедневной и системно организованной психофизической работы последовательно изменяются в позитивном направлении, т. е. по существу прогрессивно эволюционируют все органы и системы организма, весь организм в целом и способность психики мобилизовывать его на решение самых разнообразных жизненных задач, управлять процессами, протекающими в нем, с целью их гармоничного функционирования.

Мы наблюдали, как через определенные промежутки времени формируются не только совершенно новая мускулатура, но и новый желудок, новые легкие, новое сердце, новый позвоночник, новая нервная система. Каждый из этих органов приспосабливается к биологической работе, принявшей характер регулярного и целенаправленного человеческого труда, вложенного в самого себя. При этом роль естественного отбора выполняет собственный выбор. Мы ничего не поймем в человеке, если не убедимся на фактах его эволюции, что он есть не что иное, как продукт собственного труда, вложенного не только в орудия и объекты производства, но тем самым и в самого себя. Усовершенствование себя посредством неосознаваемой еще, спонтанной, остаточной от внешнего жизнеустройства работы над собой, сделало человека человеком, субъектом творческой эволюции, которая возникает не в безграничном Космосе, как в фантастических антропологиях Бергсона, Бердяева и Тейяра де Шардена, а только с созданием человеком его собственного, человеческого космоса – космоса культуры.

Будучи субъектом творческой эволюции, человек явился и ее объектом, он сам сотворил самого себя, сам вывел себя из животного состояния посредством постоянной эволюционной работы, продуктом которой явились он сам, его мозг, его сознание и его культура. Человек сам стал эволюцией, стал фактором космической эволюции, сотворил своим неустанным трудом самого себя и антропосферу – космос вокруг себя, которая по мере своего расширения за пределы земного космоса шаг за шагом будет превращать космическое пространство в пространство цивилизации, культуры, творческой эволюции и человечности. Скептики, которые отрицают способность человека к освоению Космоса вследствие вполне реальных опасностей для человека со стороны внеземной космической среды, забывают о том, что не менее враждебной к древнему человеку была и земная природная космическая среда, однако человек не только приспособил ее к своему существованию, но и сам сформировался благодаря этому универсальному приспособлению. Творческая эволюция человека создала самого человека и продолжает творить его.