Эволюционная теория познания : врождённые структуры познания в контексте биологии, психологии, лингвистики, философии и теории науки
Шрифт:
Также и неопозитивистская трактовка, что значение предложения состоит методе его верификации (Шлик) или что предлоджение только тогда имеет значение, если оно проверячемо, не объединима с гипотетическим реализмом и эволюционной теорией познания. Понятия получают своё значение посредством имплицитной или эксплицитного определения и через взаимосвязь предложений, в которые они входят и в которых, естественно, также возможны измерительные предписания. Правда, семантика наук о действительности ещё развита так мало — в противоположность математической семантике, теории моделирования — , что здесь ещё невозможны окнчательные высказывания. Также и возможность аксиоматического метода для естествознания далеко ещё не исчерпана. Но именно он в математике ХХ столетия привёл к важнейшим результатам.
Наряду
Также и предпосылка, что физический объект должен быть либо частицей, либо волной была заменена гипотезой, что имеются физические объекты, например, фотоны, электроны и т. д., которые ни то и ни другое. В этой связи часто утверждают, что дуализм волна-частица означает, что элементарные частицы якобы и частица и волна в смысле классической физики. Это представление является ложным; ибо классические частицы локализованы, классические волны бесконечно распространяются; обе картины необъединимы чисто логически. Правильно то, что квантовые объекты — не волны и не частицы, а объекты со специфической структурой, которые описываются уравнениями квантовой механики. Когда эти объекты наблюдают, то демонстрируют они, в зависимости от экспериментальной постановки вопросов, свойства волны или частицы. Тем не менее мы настаиваем на том, что понимать квантовомеханический объект «электрон» как частицу можно только в рамках соотношения неопределённостей: понятия места и импульса, которые характерны для классических макроскопических отношений, не безграничны в своём применении к действительности.
Это отношение можно разъяснить на примере односторонне отражаемого стекла, которое используют в магазинах или шпионских фильмах. Для наблюдателя на одной стороне стекло — прозрачно, с другой стороны оно — непрозрачное зеркало. Является ли оно теперь прозрачным или непрозрачным? Было бы логическим противоречием утверждать, что оно является и тем и другим; оно не является ни тем, ни другим, но в зависимости от позиции наблюдателя оно демонстрирует различные свойства. В «действительности» стекло есть физическое образование с определёнными объективными свойствами, такими как атомарная структура, содержание серебра и т. д. В этих свойствах существует определённая ассиметрия, которая — в зависимости от позиции наблюдатьеля — может склонять его к различным суждениям.
Таким образом, в квантовой физике мы имеет дело с воздействием экспериментатора на ход эксперимента; однако также и это воздействие закономерно, не произвольно. Различные экспериментаторы не принуждены получать различные результаты в одинаковых экспериментах.
Мы натолкнулись здесь на вопросы, которые связаны не только с языком, а с общими проблемами объективируемости. Некоторые мысли по этому поводу содержатся в следующей главе.
H НАУКА И ОБЪЕКТИВИРОВАНИЕ
Проблема индукции
С каждым новым философским открытием и с каждым последующим философским обсуждением, кажется, всё более подтверждается утверждение философа С.Д.Брода: индукция есть триумф естествознания и позор философии.
(Stegmuller, 1971, 13)
В статье, которая открывается приведённой цитататой, Штегмюллер даёт ясную и сжатую формулировку проблемы индукции или "юмовской проблемы", как назвал её К. Поппер.
Имеются ли сохраняющие истинность, расширяющие заключения?
Имеются ли, другими словами, заключения, в которых истинность посылок переносится на вывод, причём вывод имеет большее содержание, чем посылки? Юмовский отрицательный ответ является ясным отрицанием любой формы индуктивизма и он доныне не опровергнут. Все попытки доказать или даже опровергнуть какой-либо принцип индукции, ведут к кругу; ибо для доказательства нужно использовать этот (или другой) принцип индукции.
Грубоватым, но показательным примером индуктивного заключения является принцип
Хотя все эти правила отбрасываются как абсурдные, было бы нелегко опровергнуть позицию пара-индуктивиста. Его правило является точным, его можно даже квантифицировать. Оно может быть сформулировано как правило для указаний и, в долгосрочной перспективе, для последующих отдельных случаев. Оно логически неопровержимо. Также и аргумент успешности ничего не определяет: правда, в соответствии с орто-индукцией, правило, если оно доныне не было успешным, не будет успешным также и в будущем; но пара-индуктивист именно на основе этой неудачи заключает, что его шансы на успех в будущем возрастают, правило пара-индукции демострирует здесь определённую самосогласованность(117). Пара-индуктивист даже учится на основе опыта; ведь он постоянно изменяет свои ожидания в соответствии с прочным правилом. Нормальный способ аргументации здесь отказывает; ибо то, что другие правила заключения оказываются неприменимыми или неразумными, для пара-индуктивиста, естественно, не доказательство того, что он сам иррационален. Принцип пара-индукции, правда. также нельзя доказать. Он представляет собой расширяющее заключение; ибо от (конечно многих) наблюдений он ведёт к высказыванию о чём-то не наблюдаемом. Но невозможно показать, что оно сохраняет истину. И это, согласно аргументации Юма, действует для всех принципов индукции: сохраняющие истину, расширяющие заключения отсутствуют; индукция есть иллюзия.
Значение и мощь юмовской аргументации постоянно недооценивалась и продолжает недооцениваться также и сегодня. Юмовские размышления, например, часто неверно трактуются в том смысле, будто он только показал невозможность доказательства того, что любое индуктивное заключение с истинными посылками имеет истинный вывод.
(Stegmuller, 1971,18)
Юм утверждал скорее, что мы не сможем это доказать ни для какого индуктивного заключения, причём независимо от того, как выглядит индуктивное правило. Правда, как показал Штегмюллер (1971), имеются две производные проблемы от проблемы индукции, теоретическая и практическая: Каковы критерии (или нормы) оценки гипотез (Поппер)? Каковы аргументы для обоснования практических норм (Карнап)? И здесь речь идёт не об этой производной проблеме, а о второй, психологической части юмовской проблемы:(118) Если на основе (повторяющихся) отдельных случаев неоправдано заключать об общих законах или по меньшей мере о других случаях, ещё не имеющихся в наличии, почему вопреки этому, все разумные люди ожидают и верят, что будущий опыт будет соответствовать прошлому? Является ли это ожидание полностью иррациональным? Поппер (1973, 17) фактически полагает, что, начиная с Юма, многие заблуждающиеся индуктивисты стали иррационалистами.
Рациональный ответ вытекает из эволюционной теории познания. Согласно ей мы имеем врождённую склонность воспринимать закономерности в нашем окружающем мире и устанавливать сходства. Мы сохранили эту склонность потому, что она была испытана в ходе естественного отбора.
Наши масштабы сходства частично приобретены, однако мы должны также иметь определённые врождённые критерии, иначе мы никогда не могли бы начать образовывать привычки и постигать вещи. Естественный отбор мог бы объяснить, почему врождённые критерии сходства для нас и других животных оказались лучше, чем ненаправленные попытки угадать ход естественных событий. Для меня этот мыслительный ход уже устраняет частично неловкость, связанную с шаткостью индукции.
(Quine, 1968,102)
Юм называет эту склонность ещё инстинктом (см. стр.7); сегодня говорят прежде всего о диспозиции. Обозначения конвенциональны; важным в этой связи является то, что также диспозиции такого рода имеют гипотетический характер, они не могут быть ни доказаны посредством общих законов, ни сами использованы для доказательства закономерностей мира. То обстоятельство, что способность диспозиции гипотетически «заключать» на основании прошлого о будущем, на основании отдельного опыта о закономерностях, подтверждена в ходе естественного отбора, не даёт гарантии того, что она сохранится и в будущем (хотя мы — на основе именно этой диспозиции — в этом не сомневаемся).