Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки

Райт Роберт

Можно ожидать и новых появлений подобных заголовков, так как поиск вряд ли придет к успешному завершению. И не только потому, что столь сложную структуру, как религия, едва ли способен поддерживать единственныйген. Не лучше выглядит и положение усложненного варианта идеи «ген Бога»: что в результате естественного отбора целый комплекс генов сохранился только потому, что они предрасполагали людей к религии.

Как ни странно, этот вердикт — что религия не содержится «в генах» хоть в сколько-нибудь непосредственном смысле, — возникает из эволюционной психологии, в сфере, известной акцентированием влияния генов на мышление и эмоции. Хотя некоторые эволюционные психологи считают религию прямым продуктом естественного отбора [1092] , многие, а может и большинство, иного мнения.

1092

Большинство

эволюционных психологов, которые считают религию прямым продуктом естественного отбора («адаптации», согласно терминологии, приведенной далее в этом приложении, в отличие от «перемычки»), поддерживают объяснение «группового отбора». Логику «группового отборщика» иллюстрирует ученый, процитированный в упомянутой выше канадской статье: «Выживание нашего вида потребовало способности действовать сообща, создавать сообщества. Готовность жить, а при необходимости и умирать за веру — мощное селективное преимущество. Я считаю, что мы генетически предрасположены верить». Как указывает цитата, в сценарии группового отбора «гены бога» сохранились не потому, что напрямую помогали конкретному человеку, имеющему их. В сущности, обладатель при необходимости должен был умереть за религиозные убеждения, но такие жертвы помогали группе в целом, поэтому гены в ней преуспевали заметнее, чем гены в альтернативных группах, где отсутствовала религия.

Правдоподобие объяснений «группового отбора» можно назвать спорным. Практически все дарвинисты соглашаются с тем, что групповой отбор возможен при некоторых обстоятельствах. Но многие эволюционные психологи («индивидуальные отборщики») считают, что в ходе эволюции человека такие обстоятельства возникали редко, потому и естественный отбор редко закреплял черты, заставляющие отдельных людей приносить большие жертвы ради «блага группы» в смысле общества в целом, за пределами семьи. (Эти «индивидуальные отборщики» обычно указывают на генетическую предрасположенность к самопожертвованию ради членов семьи как результат «родственного отбора» и отличают родственный отбор от группового, в то время как сторонники «группового отбора» зачастую приписывают групповому ту же динамику. Но если отставить терминологические споры, никто из эволюционных психологов не спорит с тем, что жертвам ради родных способствовал естественный отбор.) Ученый, процитированный в канадской статье, — нетипичный «групповой отборщик», так как в большинстве своем они не верят, что естественный отбор зачастую направлен на «выживание вида».

Возможно, лучшие рассуждения о религии с точки зрения «группового отборщика» — книга Дэвида Слоана Уилсона «Собор Дарвина» (David Sloan Wilson, Darwin’s Cathedral). В ней представлен скрупулезно точный и подробный отчет о том, как религиозные побуждения развивались в ходе группового отбора, однако Уилсон определенно «групповой отборщик», и аспекты религии, на которые он делает акцент, — аспекты, которые подчеркивают «групповые отборщики», — упрощают эффективное функционирование больших социальных групп. Правда, Уилсон не объясняет, почему эти адаптации на уровне группы нельзя объяснить культурной эволюцией (и в некоторых случаях, несомненно, признает, что культурная эволюция сыграла свою роль).

Это не значит, что религия вообще не является «естественной» и ни в каком смысле не заложена «в генах». Все, что делают люди, в том или ином отношениизаложено в них генетически. (Попробуйте сделать хоть что-нибудь, не пользуясь никакими генами.) Более того, можно установить связь религии с конкретными компонентами человеческой натуры, явно содержащимися в генах. Просто эти компоненты человеческой натуры, по-видимому, эволюционировали по другой причине, а не для сохранения религии [1093] .

1093

См., например, Barrett (2000), р. 29.

Американский психолог Уильямс Джеймс в классическом труде 1902 года «Многообразие религиозного опыта» выражал ту же мысль, не обращаясь к эволюции: «Есть религиозный страх, религиозная любовь, религиозный трепет, религиозная радость и так далее. Но религиозная любовь — единственное у человека естественное чувство любви, направленное на религиозный объект; религиозный страх — самый обычный страх общения, так сказать, обычная дрожь в груди человека с тех пор, как мысль о божественном возмездии возбудила ее; религиозный трепет — тот же самый органический трепет, который мы чувствуем в лесу в сумерках или в горном ущелье, только на этот раз он охватывает нас при мысли о наших сверхъестественных отношениях» [1094] .

1094

James (1982), р. 27.

Если попытаться выразить мысль Джеймса языком эволюционной биологии, понадобится призвать на помощь понятие адаптации. Адаптация — это

особенность, обусловливающие которую гены распространяются в генофонде в силу того, что придают эту особенность. Например, любовь выглядит адаптацией. Любовь к потомству, побуждающая взращивать его, помогает передавать гены следующим поколениям, в итоге гены родительской любви распространяются в силу того, что способствуют любви. Подобные доводы можно найти и в пользу трепета, радости и страха, других чувств, которые Джеймс называет адаптацией. (Боязнь большого агрессивного зверя или большого агрессивного человека помогает сберечь жизнь, в итоге сохраняет гены, вызывающие эту боязнь.) Но это не означает, что и религия— адаптация, хотя она может охватывать любовь, трепет, радость и страх, следовательно, относиться к генам, вызывающим их.

Вернемся к менее технической терминологии: можно сказать, что естественный отбор «сконструировал» нас такими, чтобы мы чувствовали любовь, трепет, радость и страх. (Если ясно, что «сконструировал» — это метафора; естественный отбор — не конструктор-человек, который осознанно представляет себе конечный продукт, а затем создает его. Это, скорее, слепой и тупой процесс проб и ошибок.) Но сказать, что эти эмоции — продукт «замысла», не значит сказать, что они, приведенные в действие религией, работают так, как и было задумано.

Подобно этому, люди «задуманы» естественным отбором умеющими бегать, а также ощущать дух состязания, но это не значит, что по «замыслу» они предназначены для участия в состязаниях по легкой атлетике. Религия, как и атлетика, не выглядит «адаптацией». И то, и другое палеонтолог Стивен Джей Гулд назвал по аналогии с архитектурной деталью «перемычкой» — феноменом, подкрепленным генами, которые стали частью вида, выполняя работу, отличную от подкрепления этого феномена. Перемычка — случайный побочный продукт процесса «конструирования» организмов, в то время как адаптация — его прямой продукт. Религия выглядит, скорее, перемычкой.

Однако можно возразить, что и религия имеет признаки замысла. Это сложная, интегрированная система, выполняющая конкретные функции. Например, религии почти всегда имеют дело с ключевыми «обрядами инициации» — бракосочетанием, похоронами и т. п., — ритуализация которых, вероятно, полезна обществу. Как объяснить связность и функциональность религии, не обращаясь к создателю — или, по крайней мере, к «создателю»?

Никак. Но биологическая эволюция — не единственный великий «создатель» или «конструктор» на этой планете. Есть также культурная эволюция: избирательная передача «мемов» — убеждений, привычек, ритуалов, песен, технологий, теорий и т. д. — от человека к человеку. И единственный критерий, формирующий культурную эволюцию, — полезность для общества; мемы, которые способствуют бесперебойному функционированию на уровне группы, зачастую имеют преимущество перед мемами, которые ему не способствуют. Культурная эволюция — то, что дало нам современные корпорации, современное правительство и современную религию.

Собственно, она дала нам и несовременную религию. Обращаясь к «примитивной» религии, мы видим ту религию, которая развивалась в культурном отношении на протяжении долгого времени. Несмотря на то что рассмотренные религии охотников-собирателей дают общее представление о том, какой была типичная религия примерно 12 тысяч лет назад, до изобретения земледелия, ни одна из них не напоминает религию в буквальном смысле слова примитивнойстадии, относящейся к тому времени (каким бы оно ни было), когда религиозные убеждения и практики только зарождались. Скорее, те религии, которые называются «примитивными», — совокупности убеждений и обрядов, культурно развившихся в течение десятков и даже сотен тысячелетий. Поколение за поколением человеческий разум приобретал одни убеждения, отвергал другие, по ходу дела придавая религии форму и меняя ее.

Итак, чтобы объяснить существование «примитивной» религии — или, если уж на то пошло, религии любого другого вида, — прежде мы должны понять, к убеждениям и обрядам какого рода склонен человеческий разум. Информацию какого рода он естественным образом отфильтровывает, а какая оседает в нем? До того как религия появилась и начала развиваться под действием культурной эволюции, каким образом генетическая эволюция сформировала окружение, в котором она развивалась, — то есть человеческий мозг?

Или поставим вопрос иначе: убеждения какого рода содержал человеческий разум, «задуманный» естественным отбором? Прежде всего, не истинные.

По крайней мере, не истинные сами по себе. В той степени, в которой точные представления о мире и его понимание помогали предкам человечества передавать гены следующим поколениям, естественный отбор, разумеется, способствует точности мышления. И обычно точность мышления действительнополезна для выживания и передачи генов. Вот почему мы превосходно оснащены для глубокого восприятия, для того, чтобы слышать человеческие голоса сквозь фоновый шум, и т. п. Тем не менее в ситуациях, когда точное восприятие и суждение препятствуют выживанию и воспроизведению, можно ожидать, что естественный отбор восстает против точности.