Эволюция Кэлпурнии Тейт
Шрифт:
Лула вся тряслась и прижимала к груди жестяное ведёрко. Похоже, её могло стошнить в любой момент. Близнецы Хейзел и Ханна Дэнси были совершенно одинакового зелёного цвета. При виде чужих мучений я немного приободрилась. В комнату влетела мисс Браун в новом жёлтом платье, которое ей совершенно не шло. Она хлопнула в ладоши.
– Дети! Мамочки! Прошу внимания, s’il-vous pla^it [2] .
Внезапно наступила тишина. Ни писка, ни скрипа, ни шороха. Даже Джорджи не слышно. Я поняла,
2
Пожалуйста (фр.)
– Через десять минут строимся, – продолжала мисс Браун. – Сначала младшие, потом старшие. Дисциплинированно, повторяю – дисциплинированно проходим за мной в зал. Садимся на стулья в глубине сцены и ждём своей очереди. Не болтать! Не ёрзать! Не толкаться! Всем ясно?
Все молча закивали.
– Когда вас вызовут, не забудьте поклониться или сделать реверанс. Десять минут!
Она вышла, привычным движением подтянув шлейф платья. Мама и Виола вновь остервенело набросились на меня со щётками и щипцами. Они рвали и тянули мои волосы. Потом отступили назад, чтобы полюбоваться своей работой.
– Ты просто картинка! – воскликнула мама. – Прямо не узнать! Сама посмотри.
Мама протянула мне зеркало.
Я тоже себя не узнаю. На голове – замысловатое сооружение из волос. Надо лбом возвышается крутой валик, на макушке волосы собраны в корону, на висках по три завитых пряди, а сзади целый водопад кудрей. Это великолепие увенчано самым большим в мире розовым атласным ободком. Мама с Виолой в восторге от своей работы. Они не удосужились узнать моё мнение, и я не стану говорить, что выгляжу… ужасающе.
– Какая же ты хорошенькая! – говорит мама.
Моя рука сама собой потянулась к причёске.
– Не смей! – кричит Виола. – Испортишь!
Она собирает орудия пытки, пока мама беседует с миссис Гейтс.
Я подошла к Луле.
– Привет, ты как?
Лула глянула на меня и молча кивнула. Говорить явно не может. Я с завистью отметила, что подруга благополучно избежала радикальных изменений причёски. Её светлые, серебристые волосы заплетены в две аккуратные косички. Я хотела ободрить её, развеселить. Подтолкнула локтем и прошептала:
– Лула, глянь, что со мной сделали. Хуже не придумаешь.
Она только губы стиснула и судорожно втянула носом воздух. Похоже, совсем разучилась разговаривать.
– Лула! Не бойся! Ты это играла тысячу раз. Сделай глубокий вздох. Если не поможет, всегда остаётся ведёрко.
Я огляделась. Гарри перед зеркалом наносил на волосы лавандовую помаду и старательно причёсывался. Никогда не замечала, чтобы он так прихорашивался. Как самый старший ученик он должен был выступать последним. Всё равно ему придётся сидеть на сцене и слушать музыку, пока не наступит его очередь.
Мисс Браун вернулась. Мы выслушали последние материнские наставления, и мамы поспешили в зал. Виола успела шепнуть: «Не смей трогать причёску!»
– Лула! – прикрикнула мисс Браун. – Поставь ведро на место.
Лула не шелохнулась.
– Кэлпурния, забери у неё ведро!
Я легонько стукнула подругу по плечу.
– Поставь ведро, Лула. Пора.
Она умоляюще на меня посмотрела. Пришлось самой забрать ведёрко. Руки у Лулы были совсем влажные.
Мисс Браун скомандовала:
– Пора! Держаться прямо, не горбиться, подбородок вверх!
Она распахнула двери в зал, мы двинулись за ней. Шум получился, как от ливня по жестяной крыше. Раздались аплодисменты, Лула вздрагивала как испуганный олень – вот-вот бросится бежать. Я произвела всесторонний анализ и быстренько прикинула, чем мне грозит её бегство, но старая добрая Лула взяла себя в руки и осталась в строю.
Внезапно мисс Браун, величаво шествующая впереди, стала выше. Почему? Как? Что случилось? А, она дошла до лестницы, ведущей на сцену. Там, кажется, двенадцать ступенек.
Ступеньки! Совсем про них забыла. Сотни и сотни ступеней. Я видела их и раньше, но мне до них дела не было. Я совершенно к ним не подготовилась. Колени подгибаются, меня бросает то в жар, то в холод. А Лула плавно скользит впереди меня без видимых усилий. Я в ужасе спешу за ней и лишь каким-то чудом преодолеваю лестницу не споткнувшись. Я притормаживаю перед ослепительными огнями рампы. Дальше – пропасть. Мы рассаживаемся, буря аплодисментов постепенно стихает.
Мисс Браун выходит вперёд, делает реверанс перед публикой. Произносит маленькую речь. Такой замечательный момент, возможность донести Культуру до округа Колдуэлл, о да, юным умам и пальцам, несомненно, полезно прикоснуться к Великим Композиторам, а она сама надеется, что родители оценят её старания по формированию у их детей вкуса к Высокому, хотя все мы по-прежнему живём почти на самой границе Дикого Запада. Вот она уже села на своё место под громкие аплодисменты, и концерт начался. Один за другим выходим мы вперёд – кто с дерзкой верой в свои силы, кто еле живой от ужаса.
Надо ли говорить, что случилось дальше? Это было избиение младенцев. Джорджи упал с вращающейся табуретки, не сыграв ни одной ноты, заревел во весь голос, и мама унесла его со сцены на руках. Лула играла безупречно, но её стошнило, как только она закончила. У Хейзел Дэнси нога соскользнула с педали, и зал огласило низкое раскатистое р-р-р-р-р-р. Гарри играл прекрасно, но по непонятной причине всё время не сводил глаз с одного из углов зала. Я играла как заведённая, пальцы деревянные, про реверанс забыла, мисс Браун даже на меня шикнула. Я смутно помню этот день. Его лучше стереть из памяти. Одно я помню отчётливо – на обратном пути я поклялась себе, что больше в концертах не участвую. Я объявила об этом маме и папе, и они, видимо, что-то поняли. На следующий год, несмотря на все уговоры мисс Браун, мы с Лулой просто раздавали программки. Моей подруге навсегда запретили выступать.