Эволюция. Темная сторона жизни
Шрифт:
— Сергей, Сергей, — все уверенней говорил Чжао, смеялся, похлопывая себя по коленям, все еще неуверенно прикоснулся к Шпаку, потрепал его за локоть.
— Я тут копалку приспособил, надо картошку копать! — почти кричал Шпак. Ему казалось, что таким образом он сможет преодолеть языковой барьер. — Чжао, пойдем со мной! Бери всех! Картошка!
— Картошка! — радостно соглашался старик и повторял за Сергеем движения, будто втыкал лопату в землю, собирал клубни.
Внутри помещения послышались крики, женский визг, птицей отлетело в сторону покрывало, которым была занавешена дверь. Девушка, высокая, красивая (у Шпака даже дыхание перехватило),
— А ну, стой! — заорал и Шпак. — Дай-ка! Дай сюда свою фотографию.
Он почти силой вырвал из белых рук кусок глянцевой бумаги, девять на двенадцать. Юная китаянка, не девушка, но женщина, смотрит устало и гордо. Точно красивая, не показалось. У Андрея сложилось мнение, что женщины прекрасны в гневе, и дух сейчас перехватило именно оттого, что глаза сверкали, волосы развевались, точно на ветру, зубы оскалены. Но и на фотографии она не просто миловидна, а по настоящему красива. Как он раньше не замечал? И еще — белый кулечек на руках, со сморщенной смешной мордашкой.
Вот про кого говорил Саша. Вот кого втоптал в землю солдатский сапог…
— Ты, русская сволочь! Ты убил моего ребенка! Уходи, не хочу тебя видеть! — слышал Сергей, очень хорошо понимая именно здесь и сейчас китайский язык.
— Это не я, — пробормотал он ошеломленно.
— Это не я! — рявкнул он, надеясь диким криком заглушить внутренний голос. Он, кто же еще! Именно он, погнал, выгнал, при свидетелях бы и спецназ не посмел никого убивать. А здесь, без свидетелей, можно. Какие из китайцев свидетели? Они и говорить-то по нормальному не умеют. Да и были ли они? О каких китайцах вы говорите? У нас никого нет, вы уж поверьте…
— А, сволочи! — что есть силы заорал Шпак. Сдернул с плеча автомат…
— На, стреляй! Стреляй! — он одним движением плеча отодвинул от женщины тех, кто пытался ей помешать. Вложил оружие в слабые руки.
— Стреляй! Стреляй! Стреляй! — ревел словно слон, попавший в ловушку. Глаза полны ненависти. Выстрелит…
— Стреляй, — прошептал он ей почти на ухо, развернулся и медленно пошел, каждую секунду ожидая, как благословления… Не выстрелила…
Александр медленно вел машину по опустевшим улицам. Желтые листья уже лежали на дороге, ветер играл ими, ласково гонял по асфальту. Иногда приходилось отодвигать в сторону застывшие легковушки. Дорогие «Мерседесы» и «Ауди» Саша двигал бампером в бок, ревя двигателем и почти переворачивая сверкающие призраки былого богатства. Машинёнки подешевле старался объезжать — хотя бы и по пешеходным дорожкам. Если не удавалось — тихонько сталкивал к обочине. Ребята в кузове гоготали, стучали кулаками по крыше. Александр только морщился в ответ. Наиль приказал «стачечникам» принять по стакану сорокоградусной на грудь — для смелости. Татары и чеченцы не пили, на них Саша надеялся в первую очередь. Всего в кузове сидело тридцать два человека, все при оружии, к магазинам в подсумках — еще ящик «наших», переделанных патронов. На всех хватит. И двое — в кабине, сам Саша и Артемич. Старик в душу не лез, от предложенной водки отказался, сидел, курил, щурил глаза.
Когда-то Артемич, в погоне за длинным рублем, предложил мастеру переставить станки из линии (агрегаты стояли друг за другом) — буквой «П». Получалось, что оператор мог обслуживать не два станка, как раньше, а три. Бегать-то меньше, если поднапрячься — можно успеть. Начальство терпело
— Останавливаю! — предупредил Саша и завернул в неприметный закоулок, прямо под низко свесившиеся ветви старой березы. В кузове заорали.
— Тихо, — сказал Александр вполголоса. Он протиснулся в самую середину людской массы, рявкнул:
— Слушай сюда. Подъезжаем к военкомату. Машина останавливается. По двое спрыгиваем, рассыпаемся цепью. С территории военкомата никого не выпускать. Стрелять только на поражение! На поражение! Чечены… — Саша поймал внимательный взгляд Тимура, — …и татары, — Наиль безмятежен, — … идут со мной, внутрь. Выгоняем. Решаем.
«Что решаем?» — ожидал Саша вопроса, но все молчали, слушали.
— Ополченцев кладем на землю. Без нужды не палить, но стрелять, еще раз повторяю, только на поражение! Поехали! Артемич, за руль.
— От машины ни на шаг, — предупредил он старика.
Грузовик влетел в раскрытые ворота на полном газу, резко затормозил, прошел юзом, задергался. «Стачечники» толпой попрыгали на песок, заорали, заулюкали. Саша вывалился из кабины.
— Айда! — яростный визг Наиля. Только сейчас Александр понял, на какую авантюру решился. Военкомат, конечно, занимал большое здание. Не огромное, просто — большое. А что такое девять человек для большого здания? Только обежать полчаса потребуется… И что такое два десятка людей с автоматами перед тысячной толпой…
Головы, куда не погляди — головы. Русые, черные, рыжие, стоят в ряду, ничего не понимают… Или не хотят понимать?
— Не ссать! — заорал Александр оробевшим «стачечникам». — Выполнять задачу!
— Лежать, суки, — глухой голос перекрыл все остальные голоса. Артемич встал на капот, легко держал автомат в высохших руках. — Шофер, положи вон тех, дальних. Кощей — тебе вон те, у флага, Назар и Лебедь — держите ворота… Иди, Санек, вытаскивай гнид…
Они бежали, грубо сбрасывая тех, кто на лестнице.
— На улицу… лежать… руки за голову… на улицу…
Треск выстрелов, звон стекла, темно, как у негра в ухе — на первом этаже нет дверей, нет окон.
— Наиль, черный ход!
— Вылазь, падла! Руки за голову! Встать!
— Молчать! — выстрел.
По лестнице кубарем валится человек в погонах.
— А-а! Стоять, сука, убью!! — крик, женские вопли, треск выламываемых дверей. Матросы на площади, пулеметы к бою, флаг на крышу…
Саша и сам не заметил, как в магазине кончились патроны — сменил автоматическим движением — палец сам жал на спуск, глаза методично выбирали тех, кто бежит…
— Вниз… на улицу… руки за голову… лежать!
Получается, мать его! Почти получилось!! Есть норма, начальник!!!
На третьем этаже Александр догадался выглянуть в окно. Лежат, в куртках, в тренировочных штанах, поодаль закинули руки на затылок те, кто успел переодеться в хаки, всех положили — молодец Артемич. На выходе стоят двое, кладут тех, кто на подгибающихся выбегает из подъезда. Черный ход, здесь есть черный ход! Саша метнулся к другому окну.
— Лежать! — заорал он, выбив стекло. — Лежать! Огонь!