Евреи России. Времена и события. История евреев Российской империи

Кандель Феликс Соломонович

Исследователь их быта писал: «Жизнь еврейских ремесленников вовсе нельзя назвать жизнью. Тесная зловонная каморка в каком-нибудь подвале – там ремесленник спит‚ ест‚ отдыхает и работает вместе со своими работниками‚ там же играют его дети. Воздух спертый, отравленный пылью и всевозможными миазмами. Лучи солнца туда не проникают. Рабочий день длится пятнадцать-восемнадцать часов… Мастер портной получает по восемнадцать копеек в день‚ подмастерье – по четыре копейки… Страшно бледные исхудалые лица‚ изогнутые спины и впалая грудь – развалины в полном смысле этого слова».

В Вильно евреи составляли 60 процентов от общего числа ремесленников. В городе было много евреев-маляров‚ плотников‚ печников‚ водовозов‚ дровосеков‚

каменщиков; стекольщики‚ трубочисты и ломовые извозчики все были евреи. В Гродно и Бердичеве евреи тоже составляли 60 процентов от общего числа ремесленников, в Ковно и Житомире – 75 процентов, в Белостоке – 80; в Минске работало более 5000 ремесленников-евреев и несколько ремесленников-христиан. Заработки были минимальны: покупали у евреев крестьяне и городские бедняки‚ которые предпочитали дешевизну‚ и потому изделия многих ремесленников выделялись грубой работой, низким качеством материала. Заказов на работу вечно не хватало‚ и столяры‚ сапожники‚ портные уходили на заработки в самые отдаленные районы. Порой они складывались по нескольку человек‚ приобретали лошадь с телегой и ехали из деревни в деревню‚ предлагая свои услуги.

Среди ремесленников-евреев встречались и замечательные мастера. «В Полонном‚ – писал путешественник‚ – евреи выделывают прелестные вещи из дерева: сахарницы‚ чайницы‚ пепельницы‚ детскую мебель‚ разные игрушки… Дешевизна этих вещей превосходит всякое вероятие». Около пятидесяти процентов ювелиров в черте оседлости составляли евреи‚ передавая секреты мастерства в своих семьях из поколения в поколение. Они изготавливали из серебра традиционные еврейские изделия – бокалы, ханукальные светильники‚ субботние подсвечники; в Варшаве для богатых клиентов-поляков они изготавливали сабли‚ оправленные в золото и серебро‚ кубки‚ всевозможные женские украшения.

Исследователь отмечал: «Ремесленники-евреи до такой степени восприняли польскую народную культуру‚ что по справедливости считались лучшими мастерами по набойке женских тканей‚ раскраске сундуков и ларей‚ изготовлению женских‚ так называемых краковских‚ ювелирных изделий». Более тысячи ювелиров-евреев работали в городах внутренних губерний России. В знаменитой ювелирной фирме Фаберже‚ «поставщика двора Его Императорского Величества»‚ было пятьсот мастеров‚ лишь трое-четверо из них – в том числе и Ю. Раппопорт – имели право ставить собственное клеймо на изготовленных ими изделиях.

Из-за отсутствия работы каждый третий еврей в черте оседлости занимался мелочной торговлей в лавочках или торговлей вразнос. Одна лавка приходилась в среднем на 20–30 жителей (во внутренних губерниях – на 100–200). Из-за жестокой конкуренции евреи продавали товары по более низким ценам‚ и потому стоимость предметов первой необходимости в черте оседлости была ниже‚ чем во внутренних губерниях. Не обладая достаточными капиталами‚ еврейские торговцы старались увеличить количество сделок‚ чтобы поскорее выручить вложенные деньги и снова пустить их в оборот. Скупщики сельскохозяйственных товаров ездили по глухим деревням‚ куда никто кроме них не добирался‚ и из Подольской губернии сообщали: «Мелкая торговля не свойственна русскому и не вознаграждает за труд; торговля на медный грош по преимуществу свойственна еврею… Если не купит еврей‚ то некому вовсе и продать‚ если не купить у еврея‚ то вовсе негде купить». Однако свобода передвижения в черте оседлости была ограничена; странствующих торговцев и ремесленников мог арестовать любой полицейский‚ а то и местный житель‚ который ловил евреев в краях, недозволенных для их пребывания.

На толкучих рынках евреи торговали старыми вещами; вся стоимость товара не превышала двух-трех рублей‚ выручка в день составляла‚ самое большее‚ десять-двадцать копеек. Можно было открыть шинок без оборотного капитала: оптовик давал бочку водки в долг‚ шинкарь ее продавал‚

а когда привозили вторую бочку‚ он рассчитывался за первую. Но к концу девятнадцатого века власти ввели государственную монополию на торговлю водкой, стали ее продавать лишь в «монопольках»‚ «царских кабаках». Закрылись частные питейные дома‚ евреям запретили служить в казенных лавках‚ на складах и на спиртоочистительных заводах. Отпали причины к обвинению в спаивании крестьян‚ но одновременно с этим десятки тысяч семей‚ не получив доступа к иным заработкам‚ остались без средств к существованию.

Одним из видов торговли в черте оседлости была «ссыпка» хлеба; в базарные дни евреи покупали у крестьян пшеницу с возов‚ а затем отправляли ее крупным торговцам хлебом. Таким способом существовали те‚ у кого были хоть какие-то деньги‚ а совсем уж нищие евреи зазывали крестьян к амбару того или иного скупщика, получая за это копейку с пуда. М. Бен-Ами писал в своих очерках: «Возьмем этого‚ с позволения сказать‚ «купца»‚ около амбара которого постоянно происходит сутолока‚ деятельная нагрузка и выгрузка… Каждый вечер он уезжает на вокзал нагружать и отправлять вагоны… а в результате холодный ужас в душе при мысли о долгах‚ о наступающих платежах и т. д. Однажды в кабинет цадика зашел бедняк… но едва несчастный успел отворить дверь‚ цадик‚ не дав ему выговорить и слова‚ крикнул: «Что‚ плохи дела‚ плохи? Ничего‚ ничего. Поезжай домой. Бог поможет‚ Бог поможет». – «Ребе! – воскликнул бедняк. – До меня зашел к вам купец‚ и вы его продержали около двух часов‚ а меня даже не выслушали!» – «Видишь ли‚ – сказал цадик‚ – когда является ко мне купец‚ я должен с ним биться два часа‚ пока узнаю‚ что он бедняк. Что же касается тебя‚ я вижу это с первого взгляда»…»

В черте оседлости было более ста тысяч чернорабочих‚ за ничтожную плату они занимались самыми тяжелыми физическими работами. «Особенно много евреев-носильщиков… – отмечал наблюдатель. – Чахлое существо‚ в котором‚ кажется‚ еле душа держится‚ тащит на себе целый шкаф‚ комод или ящик; раз мы видели такое существо‚ на которое два здоровых мужика нагружали огромный тюк шерсти‚ больше его самого. Мне казалось‚ что этот тюк должен раздавить и расплющить еврея‚ ибо он даже глаза вытаращил от напряжения‚ но взвалившие на него люди сказали: «ничего – снесет»; к моему удивлению‚ он‚ кряхтя‚ понес тюк на спине за полверсты‚ и за эту переноску ему полагалось всего пять копеек».

В Ковно евреи возили на двухколесных тележках грузы по пятнадцать-двадцать пудов‚ «и эту тяжесть‚ которая считается обычной для лошади‚ двигает силой мускулов чахлый еврей со впалой грудью‚ узкими плечами и воспаленными от ветра и пыли глазами». В Гродно евреи строили здания‚ и подростки таскали кирпичи на верхние этажи по десять часов подряд. В типографии Вильно мальчишки десяти-двенадцати лет вертели ручной типографский станок по тринадцать-четырнадцать часов в день, получая за это рубль в неделю. Один из них рассказал‚ что пятьдесят копеек он посылает матери в местечко‚ пятачок в день тратит на хлеб, а пятнадцать копеек в неделю – за право переночевать в общей комнате.

В городах черты оседлости количество евреев без определенных занятий доходило до 50 процентов. Эти «люди воздуха» хватались за любую работу, могли целый день суетиться до изнеможения за каких-нибудь пятнадцать копеек. Кишиневский губернатор вспоминал: «Не раз мне приходилось наблюдать‚ как неторопливый молдаванин‚ привезя на рынок воз сена или зерна‚ ложился в тени покурить трубку‚ а юркий еврей‚ суетясь и волнуясь‚ приставал к покупателям‚ выхваливая привезенный товар‚ бегал с образцами его по лавкам и‚ наконец‚ найдя покупателя и сговорившись с ним о цене‚ тащил своего ленивого доверителя к расчету. Получив деньги‚ молдаванин с добродушной важностью подавал фактору серебряную монету в пятнадцать-двадцать копеек и уезжал домой».