Евреи в войнах XX века. Взгляд не со стороны
Шрифт:
Паперника Лазаря Хаймовича
Плоткина Михаила Николаевича
Прыгова Владимира Борисовича
Смолякова Абрама Ефимовича
Спивака Моисея Лейвиковича
Стерина Ефима Ильича
Фисановича Израиля Ильича
Флакса Иосифа Моисеевича
Фомина Ефима Моисеевича
Хигрина Бориса Львовича
Цинделиса Бориса Израильевича
Чайковского Иосифа Ефимовича
Шахновича Моисея Давидовича
Шварцмана Моисея Фроимовича
Юдашкина Гирша Хацкилевича
Якубовского Израиля Семеновича
Биренбойм Яков Абрамович
Бумагин Иосиф Романович
Гарфункин Григорий Соломонович
Гельферг Семен Григорьевич
Гуревич Михаил Львович
Двухбабный Исаак Шаевич
Иллазаров Исай Иллазарович
Катунин Илья Борисович
Куников Цезарь Львович
Либман Михаил Александрович
Маневич Лев Ефимович
Непомнящий Михаил Григорьевич
Очерет Михаил Иосифович
Паперник Лазарь Хаймович
Прыгов Владимир Борисович
Фисанович Израиль Ильич
Хигрин Борис Львович
Чайковский Иосиф Ефимович
Ваксмана Исаака Федоровича
Куникова Цезаря Львовича
Кривошеина Семена Моисеевича
Куникова Цезаря Львовича
Смолякова Абрама Ефимовича
Стерина Ефима Ильича
Цинделиса Бориса Израилевича
Березовский Ефим Матвеевич
Кремер Семен Давидович
Вайнруб Матвей Григорьевич
Должанский Юрий Моисеевич — в парке Славы г. Киева
Темник Абрам Матвеевич — в Тиргартенпарке г. Берлина
Хигрин Борис Львович
Катунин Илья Борисович Фисанович Израиль Ильич
Катунин Илья Борисович
Крейзер Яков Григорьевич
Кривошеин Семен Моисеевич
Куников Цезарь Львович
Лавочкин Семен Алексеевич
Левин Семен Самуилович
Паперник Лазарь Хаимович
Полюсук Натан Михайлович
Тарнопольский Абрам Исаакович
Темник Абрам Матвеевич
Цинделис Борис Израилевич
Память о первом дне
…В тот день (22 июня 1941 г. — В. Н.) мы прибыли в Радиокомитет необычно рано. Трудно передать все чувства, овладевшие мною тогда. Одно помню: боль и гнев переполняли сердце. И вот я получил документ, который надо прочитать по радио: «Сегодня в двенадцать часов будет передано важное правительственное заявление».
Мне довелось в течение дня несколько раз читать заявление Советского правительства о нападении фашистов на нашу страну. Читать такой документ было необычайно трудно. Душили гнев и ненависть
Несколько позже стали поступать сводки Совинформбюро, сообщения о тяжелых боях, о вынужденных отступлениях наших войск. «После упорных боев наши войска оставили…»
Иной раз лежат перед микрофоном на дикторском столике такие документы, пора уже начинать передачу, но трудно начать: а вдруг дрогнет голос. Этого нельзя было допустить. Ведь миллионы людей ловили каждое слово Советского радио, сообщения «Последних известий», «В последний час» и даже по интонации голоса диктора, читающего эти передачи, могли судить о положении на фронтах. Мы произносили слова «Говорит Москва» уверенно, сдержанно.
Мы знали, что голос Москвы помогает нашему народу трудиться, бороться во имя грядущей победы, выстоять и победить. Голос Москвы слушали в окопах и блиндажах, он проникал в землянки партизан и далеко за наши рубежи — к бойцам сопротивления разных стран.
К рассказу Юрия Левитана нельзя не добавить, что голос этого еврея действительно серьезно влиял на ход войны. Гитлер занес этого диктора (!) в список своих личных врагов.
Когда я попал на войну…
…Я поехал на Северо-Западный фронт в Первую ударную армию. Мне дали звание, но строевой выправки я так и не приобрел до самого конца войны.
В первые же дни со мной произошел забавный случай. Начальник политотдела армии терпеть не мог «штатских», считая их всех поголовно отъявленными трусами. Он решил послать меня на командный пункт полка во время боя. Меня об этом предупредил делопроизводитель политотдела. Я решил себя «доказать» и, минуя КП полка, направился на КП роты. Бой был жестоким, мы понесли много потерь, но я не очень трусил — мне казалось, что на меня все время устремлен испытующий взгляд начальника политотдела.
Ему об этом, очевидно, доложили. Он встретил меня притворно сурово: «Почему вы пошли на КП роты? Я вас посылал на КП полка». — «Рота входит в состав этого полка. Таким образом, я приказа не нарушил». Он улыбнулся: «Говорят, был такой огонь, что нельзя было голову поднять». — «Можно было поднять голову, — ответил я, — но только отдельно». После такого ответа я сразу приобрел популярность.
Через некоторое время я поступил в распоряжение политотдела Девятого танкового корпуса на Первом Белорусском фронте. Там я прославился тем, что совершенно непонятным образом взял в плен четырех немцев.