Евреи в войнах XX века. Взгляд не со стороны
Шрифт:
Перед выходом из Одессы старший помощник капитана Н. И. Пля- вин почему-то попытался успокоить меня: «Не бойтесь Берта Соломоновна. Посмотрите, какое с нами подкрепление идет».
А я и не боялась, хотя мне здорово доставалось в кочегарке.
Испытала страх я лишь однажды. Это было в одном из рейсов весной 1942 года в Камыш-Буруне. Там мы увидели танкер без парового котла. Моряки объяснили, что это танкер «Эмба», в его машинное отделение попала бомба, и взрывная волна перебросила котел через стоящее рядом судно прямо на берег.
«Вот что ждет меня», —
И вот мы в Севастополе. Утро. Выгружаем горючее. Повар приготовил завтрак. Зашла в кают-компанию, смотрю, сидит второй механик Н. Радченко, завтракает. Я говорю: «Не могу есть, не то устала, не то сейчас начнется…».
Только проговорила — налетели самолеты. Затрещали наши орудия, с самолетов полетели бомбы. Стармех меня накануне просил: «Как только начнется налет, выходи из кочегарки, прячься где-нибудь. Мне легче не будет, если тебя убьют».
Вспомнила я слова стармеха и побежала на бак, где-то там и приткнулась.
Такого налета еще не было. Как в аду. Потом поутихло чуть-чуть. Поднялись мы все, не верится, что живы. А на танкере бушует пламя. Слышу — зовут меня. Радченко ранен. Я намочила полотенце, вытерла ему лицо. Оно было все в капельках крови. Радченко посмотрел на меня и говорит:
— Берта, я умираю.
Я, конечно, стала его успокаивать:
— Да вы только контужены.
Моряки тоже подбадривают:
— У нашего кочегара легкая рука. Видишь, она и за доктора у нас, не даст тебе умереть.
Обгорел и помощник капитана М. Малый. Я попыталась облегчить и его страдания.
Тем временем на «Серго» разгорался пожар. Превратившись в горящий факел, танкер отходит от причала. Все тушат огонь. Хорошо, что удается держать пар на марке.
Пожар погашен. Мы вернулись к причалу. Начали выгружать остальные танки с горючим, но ремонтники решили «подштопать» судно, так как взрывом бомбы нам сильно повредило один борт и нужно было «залатать» дыру. Когда сварщики приступили к работе, послышался свист, будто летят бомбы. Выглянув из кочегарки, я оцепенела: на баке рвались танки с авиабензином. Оказалось, что-то случилось во время сварки, и все 16 танков, находившиеся на судне, взорвались один за другим.
Но «Серго» остался на плаву: наши танкеры сделаны как поплавки, поэтому даже с такой дырой мы не потонули.
Однако в результате бомбежки и взрывов наше судно дало большой крен, почти легло на борт. Вся команда сошла на берег.
Лишь через несколько дней крен ликвидировали. С поврежденным бортом под прикрытием военных кораблей мы перешли в Туапсе. Ремонт предполагался длительный, и мне временно предложили поработать на танкере «Советская нефть»: там не было кочегара.
Вспоминается интересный эпизод, который произошел на танкере «Советская нефть».
Там прямо в машинное отделение на плиты упала огромная фугасная бомба и почему-то не взорвалась. Вокруг нее ходили с опаской, но через неделю привыкли к этой «квартирантке». А после прихода минеров совершенно успокоились. Оказалось, что в «нашей» бомбе вместо смертоносного «фарша» находилось что-то совсем невзрывное.
На «Советской нефти» пробыла я чуть больше месяца…
Я вернулась на «Серго». Здесь меня застало сообщение о том, что мама с моими девочками — десятиклассницей Белой и семиклассницей Викой — эвакуировались в Ашхабад.
После войны они мне рассказывали, как весть о пожаре на «Серго» достигла Новороссийска и как, обезумев от горя, члены семей танкери- стов побежали в порт. Там вывесили списки погибших моряков, но мои девочки от застилавших глаза слез не могли ничего прочитать. Кто-то из стоявших рядом успокоил их: «Да жива, жива ваша мама, не плачьте!». Люди даже в тот суровый час не отвердевали сердцами, умели сопереживать людскому горю.
…После победы вручили мне медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За трудовое отличие» и «За трудовую доблесть».
Весть о победе застала меня в кочегарке. Все мы и плакали, и обнимались, и, конечно, безмерно радовались…
После войны я получила еще медали «За оборону Одессы», «За оборону Кавказа». А в декабре 1978 года пришла повестка из военкомата. Прихожу в назначенный час и узнаю, что меня много лет искала медаль «За оборону Севастополя». А вообще-то война не забывается. Иногда ночами снится, что я в кочегарке, и, если не успеваю во сне что-то сделать, просыпаюсь в холодном поту.
Возрождение и спасение национального очага
Источники и начало этой войны сперва показались такими ясными — израильские СМИ, да и не только израильские, представляли все до примитивности просто: арабы напали на только что продекларированное еврейское государство. А событие-то это оказалось прикрыто, сознательно или нет, поразившей автора тайной. Глаза пишущему открыл вдруг известный израильский публицист, прибывший в Палестину из Южной Африки аж в 1936 году, отнюдь не левый Шмуэль Кац своей книгой «Земля раздора. Действительность и фантазии в Эрец-Исраэль», написанной в 1972 году и через двадцать лет, к счастью, переведенной на русский язык.
В свою очередь сам Шмуэль сослался на факты, раскрытые известным в Великобритании интеллектуалом, членом лейбористского правительства в 1964–1970 годах господином Ричардом Кроссманом.
Он документально опроверг долгие годы распространявшуюся машиной британской пропаганды версию, и, добавлю, существующую по сей день, что конфликт в Эрец-Исраэль вызван столкновением между арабами и евреями, а британцы, якобы, были добрыми посредниками.
Кроссман привел официальное свидетельство, подтверждающее, что Британия была зачинщицей конфликта между арабами и евреями, инициатором и главной силой, противодействующей возрождению еврейского государства в Палестине. В интервью британскому телевидению 12 декабря 1971 года он прямо обвинил Клемента Эттли, бывшего премьер- министра Великобритании в 1945–1951 годах и его министра иностранных дел Эрнеста Бевина в попытке «уничтожить евреев Эрец-Исраэль».