Евреи в войнах XX века. Взгляд не со стороны
Шрифт:
Так что евреи не «сидели, сложа руки» и ждали смерти, как в этом стараются убедить обывателя наши «доброжелатели».
Циля хорошо знала территорию вокруг гетто, знала, где можно с наименьшей опасностью пробраться через колючую проволоку, где находятся посты полицаев. Проводница выбрала место, где ограждение гетто выходило на улицу Колхозная. Там с обеих сторон росла высокая трава и кустарники. Там по указанию Цили с боков перерезали проволоку с тем, чтобы мог пролезть человек. Когда нужно было, проволоку поднимали, потом опускали и скрепляли. Кустарники и высокая трава хорошо маскировали это место.
В нашей группе, которую Циле предстояло
Ровно в три часа ночи все поднялись и пошли за Цилей. Делали все, как говорила Циля. Подошли к колючей проволоке и залегли в кусты. Недалеко по ту сторону мы услышали голоса, потом невдалеке проехала машина и вновь разговоры. Так мы пролежали довольно долго, пока Циля не подняла руку и показала, что надо идти обратно. Она позже объяснила, что по ту сторону гетто было неспокойно, что бывало и раньше, и в такой обстановке выходить опасно. На завтра была назначена новая попытка, а пока все разошлись по своим домам.
Назавтра, в ночь с 5-го на б-е сентября 1943 года мы опять пробрались в тот дом, что и накануне, и опять в три часа ночи прошли в условленное место, залегли в кусты. На этот раз кругом было тихо.
Зяма и с ним еще один мужчина улеглись у самой проволоки в том месте, где нужно было открыть выход. По сигналу Цили мужчины кусачками и плоскогубцами с двух сторон отцепили проволоку и приподняли ее, и мы начали по одному выползать. Когда все вылезли, мужчины опустили проволоку, слегка зацепили, а кусачки и плоскогубцы просунули в траву на ту сторону. Циля махнула рукой, мы все поднялись и пошли.
Я все время шла за Цилей. Кругом было темно. Улицы не освещались. Когда прошли последние дома и вышли за черту города, вдруг непонятно откуда началась стрельба. Мы все побежали. Я думала только об одном — бежать за Цилей, потому что не знала, куда бежать. Бежали долго, до тех пор, пока не увидели ржаное поле и за ним небольшой лес. Не добежав еще до него, когда совсем обессилели, мы все вслед за Цилей попадали в рожь. Отдышавшись, мы побежали в этот лес. Там Циля подсчитала, сколько же нас добралось. Оказалось 15 человек. Одной супружеской пары не было. «Может быть, они вернулись в гетто, когда мы попали под обстрел — сказала Циля — только бы не были ранены…» Она недоговорила, что в этом случае, им было бы лучше быть убитыми.
Одна из женщин в нашей группе была ранена. К счастью, легко, муж перевязал ей раненую руку.
Циля сообщила нам, что во время бегства от пуль она сбилась с дороги, и теперь необходимо уточнить, где мы находимся, и узнать дорогу на «Старое село», где был расположен сборный пункт партизан.
С нашего месторасположения была видна деревня. По указанию Цили четверо мужчин направились к дому на краю этой деревни. Двое залегли во ржи, остальные подошли к дому и постучались в дверь. Того, кто выйдет, надо было попросить пойти с нами и показать дорогу на «Старое село». Через короткое время мы увидели, что они возвращаются и с ними еще мужчина.
Циля предложила ему пойти с нами и показать дорогу. Она предупредила его, что в противном случае он рискует не только собой, но и своей семьей. В ответ он сообщил, что с немцами не сотрудничает, а помогает партизанам, а не уходит к ним потому,
Мы почти бежали, чтобы до рассвета добраться до партизанского района. Никто не жаловался на усталость.
Наконец, Циля произнесла: «Все, можно остановиться, передохнуть. Здесь властвуют партизаны. Вот уже хутор, за которым «Старое село»». Мы не останавливались, но уже не бежали. Дошли до хутора. Циля и мы все за ней сели у забора. Проводница довольная смотрела на нас и улыбалась. А мы все еще были в напряжении. Не верилось, что вырвались из кромешного ада, что наступила свобода.
От переполнивших нас чувств, переживаний и непередаваемой радости никто из нас не мог слова вымолвить. Нас охватило ни с чем не сравнимое чувство свободы. Счастье заполнило нас.
Циля это понимала, как никто другой.
В нормальной жизни человек не ценит свободу. Это сравнимо со здоровьем. Когда человек здоров, он это не ценит должным образом, но когда серьезно болен, лишь тогда начинает понимать, как ценно быть здоровым.
Хотя каждую минуту нас поджидала опасность — гитлеровцы могли нагрянуть неожиданно, мы могли погибнуть… Но ведь не в погроме. Это уже была совершенно другая обстановка. Можно было защищаться и бороться с ненавистным врагом.
Когда я отдышалась и пришла в себя, я начала осознавать действительность, понимать, что это не сон, что все происходит наяву: не надо было ждать погромов, не надо было прятаться в тайниках.
Пишу эти строки по прошествии стольких лет и вновь ощущаю те волнения, ту непередаваемую радость, счастье, что удалось вырваться из кромешного ада.
Возле хутора был колодец с ведром на цепи. Мы напились воды прямо из ведра и пошли дальше.
Пройдя далеко от хутора, мы увидели издали деревенские дома. Циля сказала: «Это и есть «Старое село»». Когда вошли в него, увидели вооруженных людей, ехавших верхом на лошадях. Одеты они были по-разному: у одних на головах военные фуражки со звездочками, у других пилотки. Остальные были без головных уборов. На некоторых одежда была полувоенная, на других самая разная. Циля произнесла: «Вот и партизаны». Мы на них смотрели, как завороженные.
Дальше Циля привела нас в большой двор с колодцем, и мы снова напились воды, а сама она ушла, пообещав скоро вернуться. Мы уселись на траву, росшую во дворе, разглядывали все вокруг. Для нас все было ново.
Через некоторое время Циля вернулась с двумя мужчинами, одетыми в штатское, вооруженными. Они тепло поздоровались с нами. Один из них, явно еврей, сказал: «Теперь у вас начнутся партизанские будни и хотя они суровые, но есть возможность мстить фашистам за все. Поэтому нас и называют «народные мстители»». После этой «вступительной речи» он сказал, что нас накормят, дадут возможность хорошо отдохнуть, а к ночи надо будет собраться в далекий путь — в Налибокскую пущу, расположенную в Западной Белоруссии, на границе с Польшей.
В ожидании еды я села рядом с Цилей и спросила ее, собирается ли она еще в гетто пойти. Он ответила, что несколько дней будет отдыхать, а затем пойдет. Я стала просить, чтобы она спасла мою маму, я умоляла её. Циля пообещала сделать все, от нее зависящее, но, если мама не захочет, уговаривать ее она не будет.
Тем временем подошла хозяйка дома. Она приветливо на белорусском языке поздоровалась с нами. С Цилей она была особенно дружелюбна. Они уже не раз встречались и понимали друг друга с полуслова.