Еврейская мудрость. Этические, духовные и исторические уроки по трудам великих мудрецов
Шрифт:
Во время Холокоста
Пусть моя смерть будет протестом против безразличия мира, который спокойно наблюдает за уничтожением евреев, не пытаясь остановить его. В наше время и в нашем веке человеческая жизнь не имеет большой ценности. Я не смог достичь в жизни успеха и надеюсь, что моя смерть может сломать спокойствие тех, кто даже в этот тяжелый момент может спасти евреев, еще живущих в Польше.
Зигельбойм, польский еврей, бежал в Англию, где пытался добиться помощи для евреев, которых убивали нацисты. Он совершил самоубийство вскоре после поражения восстания в Варшавском гетто (оно началось 19 апреля). Несмотря на надежды Зигельбойма,
В Яновском дорожном лагере, где условия были особенно тяжелыми, руководителем одной из бригад был еврей из Львова. О нем говорили, что он противник религии и очень жестокий человек. Однако в день перед Йом-Кипуром Исраэль Спира, хасидский ребе, подошел к Шнеевайсу и попросил, чтобы группу религиозных евреев освободили от работ, запрещенных в этот день. К изумлению ребе, Шнеевайс обещал сделать все возможное.
На следующее утро Шнеевайс привел хасидов в место расположения СС и сказал им: «Вы, ребята, будете натирать пол без мастики. А ты, рабби, мой окна сухой тряпкой. Так вы не нарушите ваш закон».
Евреи начали работать и читать молитвы, положенные на Йом-Кипур. Через тридцать лет рабби Спира описал дальнейшие события.
Где-то в двенадцать распахнулись двери и в комнату ворвались «ангелы смерти», эсэсовцы в черной форме. Они везли тележку, наполненную едой. «Полдень. Пора есть. Вот хлеб, суп и мясо!» – объявили они. Комната наполнилась запахами горячей еды, которой мы не видели со времен начала оккупации: белый хлеб, дымящийся овощной суп и огромные порции мяса…
Высокий эсэсовец скомандовал: «Ешьте сейчас же, иначе вас расстреляют на месте». Никто из нас не пошевелился. Рабби стоял на лестнице, остальные хасиды – на полу. Эсэсовцы позвали Шнеевайса. «Шнеевайс, если эти грязные собаки откажутся есть, мы убьем тебя вместе с ними». Шнеевайс отозвал эсэсовца, посмотрел ему прямо в глаза и сказал тихо: «Мы, евреи, не едим сегодня. Сегодня Йом-Кипур. Самый святой день. Судный День».
«Ты не понял, еврейская собака, – прокричал более высокий эсэсовец, – я приказываю тебе именем фюрера и Третьего рейха, жри!» Шнеевайс, спокойно, с высоко поднятой головой, повторил громче: «Мы, евреи, следуем своим традициям. Сегодня Йом-Кипур, день поста».
Немец вытащил из кобуры револьвер и наставил его на Шнеевайса. Шнеевайс не шелохнулся. Он стоял, и все смотрели на него. Прогремел выстрел. Шнеевайс упал. По только что натертому полу расползалась лужа крови.
Рабби и хасиды застыли на своих местах. Они не могли поверить своим глазам. Шнеевайс, который всегда открыто нарушал еврейские законы, прославил имя Бога и умер смертью мученика ради чести еврейского народа.
«Только тогда, в этот Йом-Кипур в Яновской, – сказал ребе своим ученикам, – я понял значение фразы из Талмуда: “Даже грешники Израиля полны добрых деяний, как гранат наполнен зернами”» (Вавилонский Талмуд, Эрувин 19а).
В 1943 году, когда большинство из полумиллионного населения, заключенного в Варшавском гетто, уже было убито, польская католическая церковь сообщила, что готова принять оставшихся в гетто раввинов. В живых оставалось только три – рабби Менахем Земба, Шимшон Стокхаммер и Давид Шапиро. Они встретились, чтобы обсудить это предложение. Долго все сидели в молчании. В конце концов, заговорил рабби Шапиро:
«Я моложе вас и то, что я скажу, ни к чему вас не обязывает. Мы знаем, что нашим собратьям уже ничем не помочь. Однако находясь с ними, не оставляя их, мы вдохновляем их и придаем им силы. Это последнее, что мы можем дать нашим братьям евреям. Я просто не имею сил оставить этих несчастных людей».
Все эти раввины отказались от предложения католиков. Из них только рабби Шапиро пережил войну.
Первая фраза рабби Шапиро – «Я самый молодой» – основана на протоколе работы Санhедрина, Верховного суда в древнем Иерусалиме. При разборе вопросов жизни и смерти первым говорил самый молодой судья. В противном случае существовала бы опасность, что мнение более старших товарищей
Сейчас я приведу слова, принадлежащие, наверное, самому неизвестному мученику. Его имя – Ицик Розенцвейг, и его убили нацисты. Когда его гнали в вагон, направляющийся в Освенцим, он повернулся к своим озлобленным соседям и попросил: «Пожалуйста, зайдите ко мне и накормите моих цыплят. Они не ели ничего уже целый день».
Элиезер Берковиц завершает этой историей свою книгу «Вера после Холокоста». Он пишет: «Из-за того, что люди сделали с Ициком Розенцвейгом, я потерял веру в человека. Но благодаря Ицику, вопреки всему, я верю в будущее человечества».
История о мученичестве со счастливым концом
Пять лет назад я подал прошение о разрешении на выезд в Израиль. Сейчас я так далек от своей мечты, как не был еще никогда. Вроде бы, стоит сожалеть обо всем. Но я, наоборот, счастлив. Я счастлив, что всегда жил честно, в мире со своей совестью. Я никогда не шел на компромиссы, даже под страхом смерти… Мой народ, еврейский народ, живет в рассеянии больше двух тысяч лет. Но где бы евреи ни жили, каждый год они повторяют: «В следующем году – в Иерусалиме». Сейчас, когда я так далеко от своего народа, от Авиталь (моей жены), и впереди много лет тюрьмы, я говорю, обращаясь к моему народу, моей Авиталь: «В следующем году – в Иерусалиме!» И я обращаюсь к суду, который вынужден утвердить заранее определенный приговор: «Вам нечего мне сказать!»
Текст взят из его последней речи (1 июля 1978 года) перед тем, как советский суд осудил его на 13 лет лишения свободы на основе ложного обвинения в шпионаже в пользу США (при таком обвинении был возможен и смертный приговор). Перед судом Щаранский провел 16 месяцев в тюрьме и, хотя он подвергался психологическому и физическому давлению, отказывался давать признательные показания. Пока Щаранского не освободили из тюрьмы в 1986 году (благодаря просьбам международной общественности и усилиям Авиталь), многие евреи читали последнюю речь Щаранского на своих пасхальных Седерах. Речь Щаранского напечатана полностью в его автобиографии «Не бойся зла».
49. Мицва (заповедь) и некоторые отличительные особенности иудаизма
Лучше выполнять обязательное, чем необязательное.
Большинство людей считает добровольные поступки выше обязательных с нравственной точки зрения. Поэтому приведенное выше утверждение озадачивает. Раввины высоко ценили поступки, совершаемые по обязанности, так как были уверены в большем постоянстве такого поведения по сравнению с добровольным. Последнее прекращается, когда человек устает, обязательство же не позволяет человеку принимать в расчет усталость или свое нежелание.
Очень легко понять это правило, авторство которого Талмуд приписывает Рабби Ханине, если рассмотреть два вида диет. Многие американцы сидят на диете для того, чтобы хорошо выглядеть и сохранить здоровье. Хотя эти мотивы и являются очень сильными, мало кто выдерживает диеты, не нарушая их вообще, дольше трех месяцев.
Сравните это с теми, кто соблюдает Кашрут – еврейский диетарный закон. Эти люди всю свою жизнь не едят свинины или устриц просто потому, что им это запрещено Законом, а не для того, чтобы стать привлекательней или сохранить здоровье. Если бы только американское правительство заставило использовать свинину при производстве шоколада, я бы сразу сбросил двадцать фунтов!
Человек должен всегда думать о Торе и стараться выполнять заповеди, даже если он делает это не ради их самих, ибо даже если он делает это из-за скрытых мотивов, в конце концов, он все равно начнет делать это просто ради Торы.
В своей книге «Ректор Джастина» современный романист Луис Аухинклосс высказал такую же точку зрения: «Если достаточно долго делать добро, вы, возможно, станете хорошим человеком, несмотря на то, кем являетесь на самом деле».