Еврейская сага

Азарэль Пётр

– Много лет назад я был здесь с друзьями из строительного института. Отмечали годовщину окончания. Такой получился традиционный сбор. Все мы были ещё неженаты. А потом один за другим переженились.

– А ты женился по любви? – спросила она, посмотрев на него пронзительным взглядом.

– Конечно, тогда я любил Лену, – вздохнул он. – Вообще-то, этот вопрос невероятно сложный. Библия и вся мировая литература искала ответ на вопрос «что такое любовь» и, по-моему, не нашла.

– А меня всегда озадачивало, куда исчезает любовь. Я

не хочу тебя ставить в неудобное положение, но скажи: что случилось с тобой?

– Ну, вначале горение и страсть, рождение сына. Потом охлаждение и привычка, воспитание ребёнка, быт и выполнение домашних обязанностей, – попытался ответить он, смущённо смотря на Веру.

– Значит, и наша любовь обречена и у неё нет будущего? – грустно спросила она.

– Мне кажется, это постоянная работа ума и души. У тебя есть и то, и другое. А у меня жизненный опыт. Поэтому я уверен, что у нас всё получится.

Лев Самойлович улыбнулся и пожал ей руку. Вера грустно вздохнула ему в ответ.

Подошёл официант и положил на стол два меню.

– Сегодня твой день, любимая. Поэтому ни в чём себе не отказывай, – сказал он, и открыл большую картонную брошюру.

Вера выбрала блюда, и Лев Самойлович подозвал официанта. Тот принял заказ и через несколько минут стол начал заполняться закусками. Он налил из графина «Столичную» и поднял гранёную хрустальную рюмку.

– За тебя, дорогая! Будь здорова и счастлива! Мне очень повезло, что я встретил такую прекрасную, умную женщину.

– Это я тебя нашла, мой милый, – усмехнулась она, и её лицо покрылось румянцем.

Он заметил, что мужчины в ресторане с вожделением смотрят на неё, и сомнение поселилось в его сердце. Оценив обстановку, она сказала:

– Милый, я красивая женщина, и все это видят. Не обращай на них внимания. Ведь люблю я тебя.

Оркестр заиграл танго, и он пригласил её танцевать. Она послушно перемещалась в такт его движениям, всё её существо отдавалось знакомому ритму, и он впервые за многие годы получал удовольствие от танца, наслаждаясь мелодией и молодым гибким телом.

Вера открыла дверь и зажгла свет в коридоре. Он зашёл вслед за ней и осмотрелся. В первой комнате, гостиной, находился потёртый кожаный диван, большой книжный шкаф, кресло под торшером и телевизор «Рубин» на тумбочке, составляющей с громоздящимся рядом сервантом старый румынский гарнитур. Тогда другая комната, заключил Лев Самойлович, спальня. Он снял куртку и повесил её на вешалке.

– Я такая пьяная сегодня, Лёва, не только от водки, наверное, но и от счастья, – сказала она, прижавшись к нему. – Наконец ты у меня дома и я тебя никуда не отпущу. Хочешь принять душ? Только вначале я.

– Приму с удовольствием, но ты пойдёшь первая.

Вера зашла в спальню, разделась, накинула на плечи халат и, махнув ему рукой, скрылась в ванной. Он вошёл в гостиную и сел в кресло у окна. Нервное напряжение нарастало и становилось ощутимым. Впервые за двенадцать лет супружеской

жизни он изменил Лене, и это не могло не волновать его. Настало время осознать положение и действовать. Сегодня он звонить жене не будет, а позвонит завтра утром. Утро вечера мудреней – верно говорят в народе. Он ещё не знает, что скажет ей. А сейчас ляжет в постель и предастся любви. Ведь он действительно любит Веру.

Он снял костюм, галстук и рубашку, открыл свой чемодан, вынул оттуда халат и набросил его на себя. Он сидел в полутьме, прислушиваясь к шуму за окном и раздававшемуся из ванной пению.

Когда он после душа обнажённый, запахнувшийся в халат, вошёл в спальню, Вера уже лежала в постели. Её роскошные волосы, живописно разметанные на подушке, красиво оттеняли нежную кожу на лице, пуховое одеяло вздымалось над её грудью, а золотисто-карие глаза сияли в ожидании любви.

– Ложись, дорогой. Где ж твоя «утраченная смелость, буйство глаз и половодье чувств?» – процитировала она с иронией стихи Есенина.

– Я лягу, Верочка. Просто мне нужно привыкнуть к новой обстановке, – оправдался он, сел на край постели, скинул халат и сразу же юркнул под одеяло.

Она прильнула к нему, закинув руку ему на грудь, и поцеловала. Его охватило лёгкое возбуждение, он обнял её, потом его рука скользнула по её животу, коснулась пушка на лобке и остановилась на влажных складках губ. Она застонала от нахлынувшего желания и, когда он вошёл в неё, ощутила в себе его напряжённую плоть.

На следующий день после утреннего совещания он позвонил домой.

– Слушаю, – ответил до боли знакомый женский голос.

– Это Лев, – сказал он. – У меня всё в порядке. Добрался, поселился в гостинице, а утром в контору.

– Когда вернёшься?

– В четверг вечером. Билеты уже куплены.

– Ты на еде не экономь, питайся хорошо.

– Да меня тут кормят, как на убой. А на вечер ещё и ресторан заказан. – Он выдержал паузу и закончил. – Ну, всё, Лена, больше не могу говорить. У меня тут заседание. Пока.

Лев Самойлович положил трубку. Разговор дался ему с заметным трудом, он побледнел и покрылся потом. Ему впервые за многие годы пришлось врать жене, и ложь эта стала закономерным звеном в цепи поступков, вызванных изменой. Он собирался признаться ей, что оставляет её, что полюбил другую женщину. Но в последний момент передумал и солгал.

В конце рабочего дня они условились выйти поодиночке и встретиться возле дома. Вера приготовила ужин, Лев Самойлович открыл бутылку «Киндзмараули», купленного по дороге в гастрономе, и разлил вино по бокалам.

– Ты говорил с женой? – спросила Вера, когда после ужина они сели на диван в гостиной.

– Да, дорогая.

– И что ты ей сказал? – поинтересовалась она.

– Наврал, что звоню издалека, и что меня там прекрасно кормят. А что я ей мог сказать? – оправдывался он.

– Мог сказать, что любишь меня, – грустно промолвила Вера.