Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»

Гакоген Саббатай

Как мы уже знаем, еврейские хроники могут быть правильно поняты и истолкованы только при условии правильного учета важнейшего в них момента, а именно того, что социальная верхушка еврейского населения явилась стороной в грозном социальном столкновении между польскими магнатами и польской государственностью, с одной стороны, и украинским хлопом, казацкой старшиной и украинским мещанством — с другой. Эта мысль насквозь пронизывает еврейские хроники. Еврейские хроники бьют по теории «молота и наковальни» не только ценнейшим конкретно-историческим материалом, но ярко выраженными классовыми установками их авторов. В первую очередь это относится к Ганноверу.

Менее всего сам Натан Ганновер, автор важнейшей хроники, подходит под теорию «молота и наковальни», приписывающую евреям роль исключительно объекта в жестокой схватке между классами XVII в. Натан Ганновер не только правильно вскрывает социальные корни крестьянского участия в войне — он занимает в этой войне определенную позицию: поддерживает польских панов против украинских хлопов, он желает победы

панам и поражения хлопам. И в этом отношении он — верный сын своего класса; эксплуататорской верхушки еврейского общества — союзника польских панов. Это проявляется и в большом и в малом: в большом, когда Ганновер скорбит о неурядицах в польском магнатском лагере и о неудачливости военачальника Доминика, используемых Хмельницким, и в малом, когда он не забывает по нескольку раз на одной странице при каждом упоминании Хмельницкого прибавить к его имени традиционно-еврейское проклятие: «да будет стерто имя его», а при упоминании «славных» королей и военачальников так же неизменно прибавлять традиционное еврейское благословение: «Да будет благословенна его память».

То же с Мейером из Щебржешина. Для него паны — воплощение всего доброго в человечестве, а хлопы — злодеи. Он пишет, отчетливо отдавая себе отчет в социальном характере конфликта, в момент поражения, нанесенного хлопами польскому войску:

«Бессильные вельможи и начальники отдались во власть злодеев. Так рабы стали властвовать над своими господами. И подвергли они их жестоким и разнообразным пыткам… Грабители, казаки и селяне стали объединяться в ватаги, и у них было одно намерение, один замысел: убить всех евреев…» [94] .

94

Мейер из Щебржешина, стр. 112.

А в другом месте он пишет:

«А теперь я поведаю о бедствиях Тульчина. Там в крепости заперлось шестьсот мужественных панов и к ним присоединились сбежавшиеся из разных мест две тысячи евреев, владеющих оружием, и они заключили между собой союз и поклялись стоять друг за друга. Паны находились в цитадели, а евреи защищали стены крепости, и во время приступа они так стреляли, что трусливые православные бежали. Паны и евреи бросились преследовать их и перебили множество врагов» [95] .

95

Там же, стр. 114, 156.

Читатель согласится, что это описание и трактовка события со стороны хрониста очень мало подтверждает теорию «молота и наковальни»: верхушечка еврейства была стороной в социальном конфликте.

Натан Ганновер прекрасно ощущал теснейшую связь интересов польского панства и социальных верхов еврейского населения Украины. Он достаточно понимал также, что дальнейшие судьбы этих социальных верхов еврейского населения полностью определяются результатами борьбы польского государства с крестьянским восстанием, и ему меньше всего могло хотеться скрывать, что в этой борьбе еврейские социальные верхи не могли не принять посильное и непосредственное участие.

Ганновер особо подчеркивает, как в процессе развертывания борьбы крепнет и цементируется союз «панов» (отметим, что хронист никогда не пишет «поляки», а четко указывает: «паны») и евреев. (Ганновер говорит об евреях вообще, хотя, как мы увидим, ему не чуждо было понимание того, что существуют различные социальные прослойки внутри украинского еврейства). Ганновер рассказывает, что укреплению этого союза между «панами» и «евреями» в самом начале войны весьма способствовала превосходно организованная евреями-арендаторами и корчмарями «служба информации» [96] : «Во всех православных поселениях у евреев были также свои шпионы, и евреи сообщали панам, своим господам все собранные сведения. Из одной общины в другую с верховыми гонцами посылались ежедневно письма, в которых сообщались новости, интересующие евреев и панов. Поэтому паны очень сблизились с евреями и они — паны и евреи — стали один союз, одна душа… Если бы не это, был бы конец, — от чего да хранит господь, — и остатков Израиля» [97] .

96

В этой связи интересно отметить, что «еврейские хроники» эпохи крестьянской войны неоднократно использовались как раз с целью демонстрации еврейско-польской «дружбы». Тут следует в первую очередь напомнить о французском издании Ганновера «Quatre ann'ees de guerre des polonais contre les russes et les tartares». Tlemcen, 1855. Автор интереснейшего предисловия J. Beniamin, известный также в еврейской литературе, как Вениамин II, обращаясь к полякам, восклицал:

«Pourquoi au 17-mе siede comme au 19-me, en 1650 comme en 1831, s'epare-t-elle la cause des juifs de sa propre cause?.. En 1650, о, Pologne, vous les avez livres a VOS ennemis communs. En 1831 vous avez repousse avec d'edain le sacrifice da leurs diens et de leur vie gu’ies venaient noblement appoter en tholocauste sur Jautel de ia patrie pour c'ombattre ces m^emes ennemis». («Почему в 17-м столетии, также, как в 19-м, в 1650 г., так же как в 1831 г.

они отделяли дело евреев от своего дела? В 1650 г. — о, Польша! Вы их предали вашим общим врагам. В 1831 г. вы с пренебрежением отвергли их жертвы имуществом и жизнью, которые они так благородно хотели положить на алтарь отечества для борьбы с этим же врагом»).

К этому изданию Ганновера какое-то отношение имел Иоахим Лелевель, знаменитый польский историк и деятель национально-освободительного движения. Не останавливаясь здесь на других изданиях, характерных с этой точки зрения (например, польские переводы Ганновера Авр. Штерна (1823) и М. Балабана (1911), отметим еще французский перевод «Врат покаяния» (La porte de la penitence, Paris, 1879). Этому изданию предпослано длиннейшее предисловие графа Ксаверия Браницкого, в котором он распинался за «освященный историей» союз евреев и поляков. В этом же духе было написано и предисловие переводчика раввина Л. Вог (L. Wogue).

97

Ганновер, л. 4. В связи с этим нужно напомнить рассказ Ганновера об арендаторе-еврее Собиленко, раскрывшем пану планы Хмельницкого (л. 3).

Этот союз был союзом «по расчету». Союзники следят друг за другом с большой настороженностью. Паны не прочь в первый удобный момент откупиться от восстания за счет евреев. Достаточно вспомнить тульчинский эпизод.

Осада тульчинской крепости, в обороне которой активное участие принимали и евреи, затянулась. Тогда, как рассказывает Ганновер, «православные» порешили отправить панам, находившимся в крепости, мирное предложение, предлагая им мир, при условии, что те, как выкуп за свои жизни, отдадут им на разграбление евреев. «Паны согласились» и стали предательски обезоруживать евреев. «Когда евреи поняли хитрость, — продолжает летописец, — они решили отомстить прежде всего панам, которые нарушили заключенный с ними договор, и постоять за себя». От выполнения планов мести они были удержаны речами главарей общины, указывавших, что такая месть панам вызовет всеобщую расправу с евреями со стороны панства. Эту аргументацию полностью разделяет и наш хронист.

Зато дальнейшее развертывание событий принесло Ганноверу глубокое удовлетворение. После того, как евреи были перебиты, настал черед панов; хлопы жестоко расправились с панами. Как повествует Ганновер, панской кровью был зацементирован их союз с евреями: «Паны, узнав об этом происшествии, сочли это заслуженным возмездием, и с этого времени паны держались вместе с евреями и не предавали их злодеям, и, несмотря на то, что православные много раз присягали панам, что не тронут их, а только евреев, паны им больше не верили. Если бы не это, был бы конец — от чего да хранит господь, — и остатков Израиля» [98] .

98

Ганновер, л. 5. Рассказ Мейера из Щебржешина о Тульчине во всех деталях совпадает с повествованием Ганновера (ср. Мейер из Щебржешина, стр. 114–115).

Хронисты ясно сознавали, что судьбы социальной верхушки украинского еврейства полностью определяются результатами войны против хлопского восстания. Это видно из ряда весьма характерных замечаний. Так, например, Ганновер повествует: «Когда услыхали евреи, что неприятель отступил в свои пределы, а паны следуют за ним, возвращаясь по домам в свои владения, то евреи начали возвращаться по своим местожительствам, туда, где уже водворились польские паны» [99] . Или мы читаем у Мейера из Щебржешина: «В стране еще не наступило успокоение. На Украине еще не мог показаться ни пан, ни еврей» [100] .

99

Ганновер, л. 9.

100

Мейер из Щебрж., стр. 127.

Виды украинской мужской одежды XV–XVII вв.

Представители социальной верхушки еврейского населения видели в восставших массах не безликую, обратившуюся против них стихию, а поднявшихся на борьбу крестьян, хлопов из арендованных ими поместий, жертв их поборов и обирательства. В этой многоликой массе восставших они явственно различали своих слуг и подчиненных, т. е. тех, в глазах которых они были единственными и непосредственными носителями эксплуатации. В этом смысле очень красноречив жуткий по своим подробностям эпизод, рассказанный во «Вратах покаяния». «Случай был с одним арендатором, очень тучным человеком; у него вспороли живот и, вырезав кусок сала, заставляли его есть, говоря: „Ты раздобрел и разжирел на нашем…“; вырезая у него полосы на спине, они говорили: „Вот тебе отплата за то, что ты приказал сечь нас за отлынивание от работы“» [101] .

101

«Врата покаяния», стр. 42.