Еврипид: Полное собрание трагедий в одном томе

Еврипид

вынуждена, по обычаям этой страны, отправлять на смерть всех попадающих сюда

эллинов. В глубине души, однако, Ифигения мечтает о возврате на родину и

ждет спасения от своего брата Ореста. И когда Оресту, прибывшему в своих

скитаниях после убийства матери в Тавриду, грозит смерть от руки

сестры-жрицы, ситуация достигает предельного напряжения. Эпизоды,

изображающие встречу не узнавших сначала друг друга брата и сестры, а затем

их взаимное узнавание, не только

держат зрителя в непрерывном волнении за

судьбу героев, но отличаются также большой психологической достоверностью в

обрисовке их чувств. И здесь собственные усилия Ифигении кладут конец

противоестественному положению, в котором она и ее брат оказались по воле

богов, и помогают участникам этой драмы вернуться к нормальному

человеческому состоянию.

Благополучный конец - при еще более развитой интриге - объединяет с

названными выше произведениями трагедию "Елена" (412 г.). В ней одна из

версий мифа о судьбе виновницы Троянской войны (подлинная Елена была якобы

перенесена Зевсом в Египет, а Парис увез с собой только ее призрак) и

вытекающая отсюда трагикомическая ситуация "узнавания" при встрече Менелая

со своей подлинной супругой осложняются новым моментом: Елене приходится

всячески уклоняться от брака с молодым египетским царем Феоклименом, и

нашедшим друг друга после длительной разлуки супругам нужны незаурядная

хитрость и выдержка, чтобы с честью выйти из последнего испытания. Таким

образом, и здесь в основу трагедии положен старинный фольклорный сюжет о

возвращении мужа (или влюбленного) к ожидающей его верной жене (или

невесте); до соединения с любимой муж подвергается всевозможным опасностям,

но и жена в его отсутствие должна преодолевать немалые трудности, чтобы

сберечь свою честь. Представленный впервые в греческой литературе в

"Одиссее", этот мотив через посредство Еврипида становится чрезвычайно

плодотворным для позднего греческого романа, где обязательными элементами

являются разлука и случайные встречи влюбленных, притязания варварских царей

и цариц на их красоту, побеги и погони, кораблекрушения и плен, пока все не

приходит к счастливой развязке.

Хотя созданная Еврипидом в конце его жизненного пути "трагедия интриги

и случая" представляет самый крайний полюс по отношению к классической

трагедии периода расцвета, она является вполне закономерным итогом его

творческих исканий и творческой практики. В центре героической трагедии

Эсхила и Софокла находилась человеческая личность, включенная в объективно

существующие отношения, тесно связанная с закономерностями бытия, как их

осознавали передовые греческие мыслители. Опору своего существования

этот

цельный, ответственный перед собой и перед гражданским коллективом индивид

видел именно в устойчивом коллективе, каким для него являлся полис, и

полисные связи воспринимались как божественное установление. Трагический

конфликт возникал не из внутренней раздвоенности или противоречивости героя,

а из нарушения им - сознательно или бессознательно - бесспорных нравственных

норм. Все случайное, индивидуальное, способное отклонить образ от идеального

представления о человеке и гражданине, подлежало исключению из поля зрения

драматурга.

С разрушением полисного единства пропадала объективная общественная

основа для жизнедеятельности цельного в своих этических устремлениях

трагического героя. Это означало утрату титанической монолитности,

потрясающей нас в трагедиях Эсхила, и кризис нормативного идеала, создающего

обаяние героев Софокла. Но это означало и выход за пределы той

ограниченности, которая неизбежно возникала в древних Афинах, где обычным

было непосредственное соотнесение субъективной деятельности человека с

объективными нормами, человек становился предметом художественного изучения,

представляющим ценность сам по себе, а не как один из полюсов божественного

мироздания. Как всегда в процессе эстетического развития, приобретение

одного качества приводило к потере другого, и бессмысленно ставить вопрос о

том, какое из них ценнее. Специфические условия афинского полиса породили и

титаническую силу Прометея, и бескомпромиссную решительность Эдипа, и

душевную смятенность Федры, - эти три образа остались спутниками всей новой

европейской культуры даже тогда, когда человечество давно уже позабыло о

конкретно-исторических обстоятельствах, создавших их. Но несомненно, что

отказ от божественных сил в объяснении мира, низведение мифа до роли

служебного средства в организации сюжета, наконец, открытие самостоятельной

ценности человека и его душевных переживаний в психологически достоверных

нюансах - все эти примечательные черты драматургии Еврипида, знаменующие

конец античной героической трагедии, в то же время в наибольшей степени

открывают путь из Афин V века в новую европейскую литературу.

"7 "

Сосредоточив основное внимание на внутреннем мире человека, Еврипид и в

области художественной формы пришел к пересмотру традиционных принципов и

композиционных норм. Классическая трагедия стремилась к стройной симметрии в