Европа-45. Европа-Запад

Загребельный Павел Архипович

Но вот медленные секунды смертной слабости кончились. Опять наступила тишина. Михаил лежал на земле, бессильно сжимая кулаки. Теперь он мог отдыхать, сколько захочет, рассматривать на земле жучков, слушать птичьи голоса. Страха он не чувствовал. Если даже его окружат, он заставит врага дорого заплатить за удовольствие. Но откуда взялся этот немец? Кто он такой? Лесник? Пограничник? Полицай? И чем вооружен? Нет ли у него помощников?

Немец тоже, видно, лежал и не двигался. Он не стрелял — ждал, что

будет делать Михаил.

«Идиот!» — выругал вдруг сам себя Скиба. Он понял, какую глупость допустил, упав на то же место, где стоял, и не делая никаких попыток отползти в сторону. Это же элементарно — сменить позицию, которую засек противник!

Стараясь не шуметь, Михаил отполз вправо. Немец не стрелял.

«Молчишь, так и черт с тобой,— решил лейтенант.— Будем продвигаться дальше».

Враг не подавал признаков жизни. Можно было подумать, что он стрелял не в Михаила, а в самого себя и мертвый лежит теперь где-то по ту сторону завала.

«Ну разве не дурень? — думал Михаил.— Неужели он не видит, что я ползу? А может, просто выжидает? Ну и выкину же я сейчас с ним штуку! »

И Скиба пополз... назад. Он решил обойти немца далеко с тыла, приблизиться к нему оттуда, откуда тот его не ждет, и стать хозяином положения.

Сначала Михаил полз по-пластунски, потом потихоньку пошел, пригнувшись, а там и совсем забыл об осторожности и побежал. Он дал хороший крюк и управился достаточно быстро: противник его все еще лежал за пеньком и, протянув вперед руки, пристально изучал кусты перед собой. В каждой руке у него было по пистолету.

«Ого,— подумал Михаил,— дядя вооружен хорошо! Мне посчастливилось. Могло быть хуже».

Он был уверен теперь, что игра выиграна. Игра, где единственной ставкой с обеих сторон была жизнь. Вот сейчас Михаил чесанет из автомата и немец даже не успеет оглянуться, чтобы узнать, с какой стороны пришла смерть. Но, господи, какой же он жалкий! Костюм измазанный, ободранный, ботинки просятся на вечный покой, на одном не хватает доброго куска подошвы, и видна голая грязная нога. Фуражка сзади лопнула по шву, как переспелая дыня. Нет, надо взглянуть еще на лицо врага. А что, если это такой же беглец?

— Эй,— позвал Михаил тихо по-немецки.— Руки вверх!

Незнакомец вздрогнул. Дрожь передернула его спину, перекинулась на руки и ноги. «Немец» как-то по-собачьи быстро перевернулся на спину и поднял руки, но пистолетов не выпускал.

— Оружие! —приказал Михаил.— Оружие брось!

Побелевшие от напряжения пальцы ослабли. Два парабеллума шлепнулись на землю.

— Встаньте! —подойдя ближе, сказал Михаил.

Тот поднялся, не сводя глаз с красных сапог Михаила.

— Кто вы такой? — все еще по-немецки спросил Скиба.

Неизвестный молчал и все смотрел то на сапоги Михаи-ла, то на автоматы, висевшие у

него на груди, однако перевести взгляд выше боялся. Это был человек уже в летах, невысокий, худой, давно не бритый. Гражданская одежда давала основание считать его немцем, бельгийцем или люксембуржцем (Михаил знал, что где-то неподалеку были границы этих двух стран). Оружие наводило на мысль, что это дезертир из армии, порванная обувь говорила о том, что чело-век довольно долго скитался по лесу.

— Не русский, случайно? — по-русски спросил Михаил.

Молчание.

— Француз?

Ни слова.

— Бельгиец? Люксембуржец? Англичанин?

Неизвестный молчал. Его страсть как интересовали сапоги Михаила — больше, чем автоматы, больше, чем солдатский пояс, унизанный длинными плоскими магазинами.

— Да не смотрите вы на мои сапоги,— не вытерпел наконец Михаил.— Может, вы думаете, что я какой-нибудь барон, который вышел на охоту? Я такой же беглец, как и вы. Советский лейтенант. Зовут Михаил. Фамилия — Скиба.

Последние слова он произнес по-украински и сразу заметил в глазах незнакомца огонек заинтересованности.

— Не земляк, случайно? — спросил Скиба.— Не украинец?

Тот покачал головой. Это уже был успех, и Михаил решил форсировать победу.

— Может, белорус? Поляк?

— Пся кошчь! — хрипло ответил незнакомец.— Да, поляк! Разум у пана на месте.

— Я сразу догадался, что передо мной такая же птица, как и я сам,— засмеялся Михаил.

— Пан ошибается,— насупился поляк.— Я не птица, а майор Войска Польского граф Генрих Дулькевич.

— Виноват, товарищ майор.— Скиба, смеясь, вытянулся в струнку.— Я сразу почувствовал, что передо мною майор, а к тому же граф, потому и не чесанул по вас из автомата.

— Не товарищ, а пан,— поправил его поляк.— Какой я вам товарищ?

— Виноват, пан майор. Простите. И благодарю бога, что он помог мне узнать пана даже сзади.

— Прошу прощения,— заинтересованно взглянул на него Дулькевич.— Как пан догадался, кто перед ним?

— А ваши ботинки? Ваши ботинки с продранными подошвами, через которые скалятся панские пальцы! У нас на Украине говорят: «Видно пана по халявам».

Дулькевич снова нахмурился. Этот украинец многовато на себя берет.

— Я полагаю, могу взять свое оружие? — спросил он.

— Да, да, пожалуйста. Только прошу больше не пробовать своих пистолетов на мне. Мое счастье, что из пана плохой стрелок.

— Я просто пугал пана,— пожевал губами майор.

— Верно,— утешил его Михаил.— Верно, и я страшно рад, что не получилось наоборот.

— То есть?

— Что не я пугал пана майора.

— Это намек?

— Нет, нет,— успокоил его Михаил.— Однако разрешите узнать, пан майор, куда вы направляетесь?