Европейские каникулы
Шрифт:
И посмотреть в глаза, в финале, в расширенные до предела зрачки человека, испытавшего нереальное, запретное удовольствие, и оттенить остроту, заставив ощутить противоположные по силе прикосновения, эмоции…
Это затягивает, это будоражит, это делает буквально сверхчеловеком.
Но этот американец…
Она никогда никого не приглашала в клуб. Хотя могла бы. У нее были для этого все полномочия.
Но… Не хотелось.
До недавнего времени.
Американец шутил, глумился, изводил. Но это
Но он еще и смотрел.
И то, как он смотрел, заставляло хотеть… Хотеть ощутить его в своей власти, посмотреть, насколько крепкая у него спина, насколько нежные у него губы, насколько сладок будет его, упавший на спину и подставивший беззащитный живот в выражении покорности, зверь.
Светлые острые, неожиданно серьезные, глаза отслеживали каждое ее движение, и это было неуютно. Это было странно.
Доун ни единым намеком не дала понять чужаку, что ее хоть что-то встревожило, смутило, заинтересовало.
Но ее встревожило, смутило и заинтересовало.
Перед собой она всегда была честна.
И когда Доун незаметно сунула визитку клуба ему в карман джинсов, она полностью отдавала себе отчет в том, что делает.
Чего хочет.
И когда она увидела его в зале, увидела выражение его лица, когда он наблюдал за ней, за ее ударами, за ее лаской, за ее поцелуем…
Доун поняла, что не ошиблась.
И что он сейчас выйдет, и она, наконец, впервые за все время своей практики, испытает то нереальное ощущение раскрытия партнера, единения, познания…
Но он не вышел. Хотел, она видела, она его чувствовала.
Но не вышел.
И Доун еле устояла на ногах от внезапного разочарования.
И сейчас, именно сейчас она дрожала от возбуждения.
Потому что он пришел.
Сам.
И предложил игру.
Сам.
Конечно, на работе было не совсем удобно, но плевать. Сейчас плевать.
Она видела, как он едва заметно вздрогнул после ее приказа:
— На колени!
Она знала, что он это сделает. Она это поняла еще тогда, в клубе.
Просто ему нужно было время.
И, если все будет так, как она хочет, если она получит свое, то и он свое получит.
Может быть.
Диксон в самом деле не ожидал такого прямого перехода к делу.
Все-таки немки — те еще штучки. Не врут фильмы-то, не врут…
Но эта хамка…
На колени, значит, блядь?
Мерл почувствовал, как злоба, так и не выплеснувшаяся толком, опять затапливает, теперь уже с головой. Посмотрел на очень серьезную, уверенную в себе женщину, уловил торжество, мелькнувшее в ее взгляде.
И тело внезапно стало легким. Он знал это ощущение падения, когда уже плевать, что будет дальше, когда одни инстинкты, когда потом оглядываешься и охреневаешь от того, чего
На колени…
Ну сейчас, сейчас… Ты свое получишь…
Только вопрос, насколько это будет то, чего ты ждешь?
Диксон прошел к двери кабинета, щелкнул замком, а то мало ли…
Нехер мешать.
Потом подошел к стоящей все так же у стены женщине, спокойно ожидающей выполнения своей команды.
Не сомневающейся в том, что он выполнит.
И он выполнил.
А хули?
Он же солдат.
Подчинение у него в крови.
Доун не удержалась от сдавленного вдоха, когда он быстро и не особо аккуратно подтолкнул ее к столу, заставил опереться о него задом.
Она смотрела на него, опустившегося на колени, (как и приказывала!) перед ней, сверху вниз, и во взгляде у нее уже не было торжества.
Только удивление и легкая неуверенность.
— Что? — она сглотнула и непроизвольно дернулась, когда он положил свои огромные лапищи на ее бедра и повел вверх, задирая юбку, обнажая стройные ноги в тонких чулках, — Что вы… Ты… Себе позволяешь?
— Я солдат, детка, — он, не прерывая своего занятия, остро и насмешливо глянул на нее снизу, — я выполняю приказы.
— Четкие, — широкие ладони уверенно обхватили ее ягодицы, рывком придвигая ближе, Доун судорожно втянула воздух, уцепившись руками за края столешницы.
— Конкретные, — грубые пальцы легко скользнули под трусики, и Доун крупно вздрогнула всем телом, не понимая, что с ней, и какого черта она это все позволяет.
— Ясные, — Мерл опять поднял на нее пристальный взгляд, отслеживая реакцию на свои действия, легко проходя пальцами по мягкой плоти, с удовлетворением ощущая влагу.
Быстро, однако… Не такая уж ты и доминанта… Просто никто не играл с тобой так…
Хотела поиграть? Поиграем…
— Я… Я не это… Имела в виду… — Доун уже неконтролируемо дрожала, правда, сама не понимала, отчего, то ли от негодования его бесцеремонностью, то ли от страха.
То ли от возбуждения.
Диксон, деловито задрав юбку женщины на талию, спустил с нее трусики до колен, удовлетворенно обозревая картину, наставительно ответил, не прерываясь ни на секунду, приводя Доун в еще большее замешательство:
— А я думал, ты умеешь приказы отдавать… Оказывается, нихера. Четче надо выражать свои мысли. Я простой солдат…
Тут он жарко задышал, резко раздвинул ей ноги, послышался жалобный треск трусиков. Пальцы его, на вид такие грубые, отлично управлялись с ее клитором, легко касаясь, надавливая когда надо и как надо. Чувствовался немалый опыт в этом деле.
— Я приказы понимаю однозначно, — продолжал он разглагольствовать, облизывая пальцы и просовывая их в уже влажную мякоть, — сама сказала: “На колени”…