Европейские мины и контрмины

Самаров Грегор

Он молча простоял с минуту, закрыв глаза. Гофрат смотрел на него с глубоким участием.

Король взял рисунок, изображавший костюм драгуна великого курфюрста, и долго рассматривал его.

– Я был поражен, – сказал он потом, – увидев этих кавалеристов минувшего времени, это олицетворение прошлого, которое положило первый камень нынешнего величия Пруссии. Вот красный бранденбургский орел на значке фербелинского рейтара – предчувствовал ли великий Бранденбург, так горячо любивший честь и величие Германии, что красный орел должен будет уступить черному и что прусский король завершит под черно-белым знаменем дело, начатое бранденбургским курфюрстом? И великий

Фридрих, этот государь с французским языком и немецким сердцем – что сказал бы он, увидев своего внука с державным мечом немецкой нации, которая собирается вокруг меня под черно-бело-красным знаменем!

Тайный советник покачал головой.

– Ваше величество, – сказал Шнейдер брюзгливым тоном, – красный цвет нравится мне только на воротниках королевских прусских мундиров – на знаменах я его не люблю, и мое знамя всегда останется черно-белым – и это знамя сохранит порядок в Германии. – Надеюсь, что красный цвет никогда не будет преобладающим в прусском штандарте!

Король улыбнулся.

– Я знаю, что вы нелегко соглашаетесь на нововведения: следуйте же твердо и непоколебимо за старым знаменем, я надеюсь, что вы никогда не придете в столкновение со своими стремлениями, ибо, куда бы ни понес я победоносные прусские знамена, там никогда не пострадает честь и величие Германии. Впрочем, вот еще нововведение, – продолжал король, подходя к маленькому столу, – которое заинтересует вас, потому что вы телом и душою солдат. Комиссия под председательством кронпринца, имеющая целью определить для инфантерии самое лучшее вооружение на основании опытов последнего похода, представила мне некоторые модели…

И взяв каску, государь подал ее гофрату.

– Посмотрите, – сказал король, – она кажется мне целесообразнее прежней: сделана из цельного куска кожи, так что нет надобности в металлическом приборе, покрывавшем швы от этого каска стала легче.

Тайный советник взвесил каску на руке и осмотрел со всех сторон.

– В походе, конечно, будут употребляться только фуражки, – сказал король.

– Ваше величество, – отвечал Шнейдер, положив каску на стол. – Эта часть военного наряда, во всяком случае, очень практична, хотя и не предназначается для похода. Знаете, ваше величество, какой я предпочитаю головной убор в походе?

– Какой? – заинтересовался Вильгельм.

– Старый черный кивер с белым крестом ландвера 1813 года – он уже испробован… как…

– Как Вильгельм Шульце, – подсказал король с улыбкой.

– И Вильгельм Шульце также имел успех! – заметил гофрат.

– И еще какой! – сказал король, дружески хлопая советника по плечу. – И дай бог, – прибавил он важно, – чтобы прусский ландверманн, сражаясь с Божией помощью за короля и отечество, всегда и везде имел успех, пока будут зеленеть старые сосны на песках Бранденбургской марки!

– Ваше величество, – отвечал гофрат, обратив на короля свои черные, ясные глаза, – если когда-нибудь, а, я думаю, этого не избежать – столкнется житель марки с пикардийцем, тогда возьмите меня с собой и позвольте надеть старый кивер с белым крестом.

Король Вильгельм погрузился в глубокую задумчивость.

– Как чудесно настоящее время! – сказал он после долгого молчания. – Какие сильные, глубокие потрясения и перемены принесло оно с собой… В течение немногих недель история сделала громадный шаг. И странное дело, – продолжал он, – когда прежде совершались важные перевороты, орудием служила молодая рука, теперь же мне, старику, суждено совершить столь великое и необыкновенное дело.

– Ваше величество! – вскричал гофрат. – Прусский король никогда не

стареет, потому что может сказать о себе слова Людовика XIV, но только в обратном смысле: le roi c'est l''etat! 22 Прусское государство всегда молодо, потому что постоянно воплощается в вечно молодой армии!

– Ее королевское высочество герцогиня Мекленбургская! – доложил дежурный камердинер и по знаку короля отворил двери.

Вошла юная герцогиня, прусская принцесса Александрина.

22

Король – это государство (фр.).

Она быстро подошла к королю и с детской покорностью поцеловала ему руку, потом дружески кивнула тайному советнику, который отвесил ей глубокий поклон.

– Я принесла вашему величеству несколько фотографий дам, которые участвовали в празднике, – сказала герцогиня, открыв портфель, между тем как король с любовью смотрел на нее.

– Шнейдер показывал мне сейчас рисунки костюмов, – сказал король, а потом с улыбкой прибавил: – и со своим обычным искусством и точностью составил описание прекрасного праздника, за устройство которого я еще раз от всего сердца благодарю тебя, милая Александрина.

Герцогиня поклонилась и взглянула на рисунки.

– Превосходно! – сказала она. – Составив головы с фотографией, мы получим великолепные картины.

Она вынула из портфеля множество снимков и подала их гофрату.

Одну из них она оставила у себя и задумчиво посмотрела на нее.

– Вот, – сказала она нетвердым голосом, бросая робкий взгляд на короля, – фотография ганноверской королевы… Вашему величеству известно, как я люблю ганноверскую фамилию… Королева совершенно поседела.

Король Вильгельм молча протянул руку и взял фотографию у принцессы.

Шнейдер с волненьем следил за движеньями короля.

Вильгельм долго и молча рассматривал портрет. Его лицо приняло выражение бесконечной нежности и кротости.

– Бедная… бедная королева! – прошептал он. – Много предстоит ей горя! – О как печально, что каждый великий шаг в истории влечет за собою столько страданий! Как хотел бы я облегчить участь этой королевской фамилии и устроить ее судьбу, которая была бы велика и прекрасна в будущем. К сожалению, сам король Георг препятствует осуществлению моих желаний. Он все еще запрещает королеве оставить Мариенбург, где она находится в ложном положении и острее чувствует свою печальную участь!

Из глаз герцогини упали крупные слезы.

– Боже мой! – вскричала она. – Не могу выразить вашему величеству, как прискорбно мне думать о бедной королеве в Мариенбурге, стоит вспомнить о тех счастливых часах в семейном кругу, которые я провела там два года тому назад, на обратном пути из Нордерней – о тех пожеланиях и надеждах, с которыми я уехала оттуда! А теперь… Ведь королеве не причинят никакого вреда? – спросила она с мольбой в голосе.

– Я был принцем и офицером, прежде чем стал королем, – гордо ответил король Вильгельм, – и никогда не забывал того уважения, какое обязан оказывать даме, родственнице… и несчастной государыне, – прибавил он с нажимом. – Королева будет там жить как моя гостья, и безопасность государства требует таких мер, чтобы присутствие ее не служило прикрытием или точкой опоры для гвельфской агитации. Если бы можно было убедить короля Георга, чтобы он разрешил королеве уехать… Но прямо я здесь действовать не могу…