Европейские мины и контрмины
Шрифт:
– Король Георг является для ганноверцев воплощением автономии, самостоятельности или независимого самоуправления страны, – сказал фон Беннигсен. – Агенты короля искусно пользуются этим врожденным у всех ганноверцев чувством суверенности, между тем как высшие органы нового управления часто оскорбляют это чувство без всякой необходимости. Диктатура стесняет население и представляет ему прошедшее в чудесном свете. Лучшее средство – как можно скорее организовать управление на автономическом основании; для этого следует призвать людей, пользующихся доверием страны.
– Людей, пользующихся доверием
Фон Беннигсен посмотрел на него с удивлением.
– Как это узнать? Должна ли выбрать их страна? Но это вызовет опасное брожение и, быть может, поведет к более опасным результатам. – Созову ли их я? В таком случае будут ли они иметь доверие страны? Вопрос труден, – продолжал граф. – Я уже подумывал об уполномоченных, подумаю еще и, вероятно, мы вскоре обсудим.
Фон Беннигсен поклонился.
Граф Бисмарк отошел и встретил Виндтхорста, главного королевского прокурора апелляционного суда в Целле, прежде бывшего ганноверским министром.
Едва ли две какие-либо другие личности представляли более резкий контраст, чем граф Бисмарк и Виндтхорст.
Маленький, сгорбленный бывший ганноверский министр юстиции, теперь уполномоченный королем Георгом вести переговоры о выделе имущества, казался почти карликом перед высокой, могучей фигурой союзного канцлера. Сколько искренности, сознательной и гордой силы выражалось в крупных чертах графа Бисмарка, столько скрытой хитрости и лукавства было в выразительных чертах своеобразного некрасивого лица Виндтхорста. На широких, но подвижных и выразительных устах часто играла саркастическая улыбка; большие круглые очки, казалось, скорее имели целью скрывать глаза, чем помогать слабому зрению, потому что взор маленьких серых глаз во время разговора устремлялся поверх очков на собеседника. Широкий, круглый, очень выпуклый череп был покрыт жиденькими короткими седыми волосами; поразительно маленькие женственные руки, выглядывавшие из-под широких рукавов старомодного фрака, сопровождали речь Виндтхорста резкими жестами; подбородок часто прятался в широкий белый галстук, а пристальный взгляд неотрывно фиксировал реакцию на каждое сказанное слово.
На груди у него была звезда австрийского ордена Железной короны; на шее висел, на длинной синей ленте, командорский крест ганноверского ордена Гвельфов.
– Как идут переговоры об имении короля Георга? – спросил Бисмарк, вежливо раскланиваясь с Виндтхорстом. – Довольны ли вы?
– Ваше сиятельство, – отвечал уполномоченный с резким гортанным говором вестфальца из Оснабрюке, – они идут очень медленно. – Ваши комиссары несколько упрямы…
– Вот как? – воскликнул граф. – Это противоречит их инструкции. Я не вполне верю. Но нет ли затруднений с вашей стороны? Вы настаиваете на выдаче доменов.
– Не я, ваше сиятельство, – возразил Виндтхорст, глянув на первого министра поверх очков – такова инструкция из Гитцинга. Мы же только исполнители.
– Но почему оттуда присылают неполные или двусмысленные инструкции? – спросил граф. – При том образе действий, который раз усвоил себе король, было бы лучше следовать ясному принципу и содействовать переговорам. На что нужны королю домены в прусской области? С другой стороны: можем ли мы дать королю
Виндтхорст пожал плечами.
– Ваше сиятельство должно припомнить, – заметил он с легкой улыбкой, – что инструкции дает нам граф Платен. Существуют различные желания: кронпринц хотел бы удержать охотничьи округи, королева не намерена уступить Мариенбурга…
– Мариенбург – частная собственность ее величества, – сказал министр серьезно, – и не обсуждается. Точно также следует предоставить королю Герренгаузен, это историческое воспоминанье гвельфского дома, но прочие домены должны остаться у Пруссии!
– Мне очень приятно получить от вашего сиятельства конкретные объяснения – это значительно упростит наше положение. До сих пор мы не имели никаких ясных указаний, потому что граф Платен, – тут коротышка стал разглаживать тонкими пальцами орденскую ленту, – это такой человек, что, заперев его в комнате с двумя стульями и возвратившись через час, вы можете быть уверены, что найдете его на полу между обоими стульями.
Граф Бисмарк рассмеялся.
– Впрочем, – сказал он, посерьезнев, – я должен сообщить вам, что постоянная агитация в Ганновере, нити которой отчетливо сходятся в Гитцинге, не может поддерживать нашей готовности в переговорах об имении.
– Меня огорчает эта совершенно бесполезная агитация, – отвечал Виндтхорст, – однако же я не думаю, чтобы она могла вести к чему-нибудь серьезному, если только, – прибавил он, бросая взгляд через очки, – ошибки прусского управления не послужат ему новой пищей!
– Боже мой! – вскричал Бисмарк. – Не могу же я присматривать за всеми низшими органами! Что же сделать для избежания этих ошибок? Мне говорили о созыве уполномоченных страны, чтобы вместе с ними обсудить организацию провинции.
– Гм- гм, я ничего не имею против этого, – отозвался Виндтхорст, – быть может, оно и будет лучше, но, по моему мнению, самое лучшее – привлечь в прусское управление все серьезные силы Ганновера – это внушит провинции доверие и сознание того, что она участвует в совещаниях государства.
С минуту министр смотрел проницательно и пристально на Виндтхорста, на губах его мелькнула своеобразная улыбка.
– Отличная мысль! – сказал он наконец, сделав вид, что поражен. – Но с какой целью? Для внутреннего управления? Это было бы затруднительно… Но, – продолжал он, будто под влиянием новой мысли, – ганноверское законодательство и юстиция были всегда образцовыми; для юстиции это послужило бы… – И граф замолчал, вроде как задумавшись.
Виндтхорст опустил глаза, невольная улыбка озарила его лицо.
– Конечно, ганноверская юстиция имела превосходные силы, – сказал он скромно.
– Могу ли я забыть об этом в вашем присутствии? – не преминул заметить граф Бисмарк.
Виндтхорст поклонился.
– Ваши особо близкие друзья, ганноверские католики, также не расположены к нам, – сказал министр.
– Не вижу причины тому, – отвечал Виндтхорст, – но, во всяком случае, с ними нужно действовать осторожно и искусно. Если я своим опытом и влиянием могу содействовать умиротворению и упрочению спокойствия, то вы всегда можете на меня рассчитывать.