Европейское воспитание
Шрифт:
— Эй! Карл Редер из Гамбурга! — кричит он на языке мертвых в сторону камышей. — Посмотри, кого я поймал!
— Чем посмотри? Задницей? — ворчит на том же языке бывший каменщик Карл Редер из Гамбурга.
Он отделяется от камышей и плывет вслепую, не разбирая дороги.
— Мне бы только добраться до тех двух гнусных куриц, сыгравших надо мной эту злую шутку!
Илья Осипович и Акакий Акакиевич смотрят на него с невиннейшим видом.
— Сюда! — милосердно руководит им его коллега, бывший солдат Шванке.
— Что там? — с интересом спрашивает каменщик Редер.
— Эй! Принцель из Маннгейма! —
— Пусть меня повесят, — громко говорит совершенно голый субъект, неожиданно вынырнувший из воды, словно поплавок, — пусть меня повесят, если это не генерал барон фон Ратвиц собственной персоной, один из самых блестящих наших военачальников.
— Что касается повешенья, — откликается из камышей чей-то ворчливый голос, — мне кажется, дружище, тебе придется довольствоваться утоплением! Дайте-ка мне поближе подплыть… Ничего не вижу без очков! Donnerwetter! [76] Если это не генерал барон фон Ратвиц собственной персоной, тогда меня зовут не Каннинхен!
76
Немецкое ругательство. — Прим. пер.
— Разумеется, тебя больше не зовут Каннинхен! — слышится в камышах сварливый голос. — И чем больше я на тебя смотрю, тем сильнее убеждаюсь в том, что даже у твоего сына другая фамилия! Я не сомкну глаз, пока не отыщу себе мягкий ил без раков… Что здесь происходит?
Над водой показались три четверти бывшего немецкого капрала.
— Смотрите, смотрите! Один из самых блестящих наших военачальников! Эй, вы, в камышах, на песке, в прибрежных ветвях и в подводных камнях, все, что от вас осталось, сюда!
— Только не говорите мне, что это Адольф Гитлер, — визжит фальцетом взволнованный голосок, — а не то я умру от радости!
— Ха-ха-ха! — хохочет почтенное собрание. — Ха-ха-ха!
Генерал барон фон Ратвиц, один из самых блестящих наших военачальников, яростно цепляется за ствол засохшего дерева. Он попал в водоворот. Вокруг него кружатся трупы бывших немецких солдат, хватаясь за ветки его «лошадки».
— Питц! — сердито кричит он своему адъютанту. — Отгоните от меня эти трупы. Они мешают нам двигаться вперед.
— Zu Befehl! — вопит побелевший от ужаса оберлейтенант Питц.
— Акакий Акакиевич! — торжественно восклицает ворон Илья Осипович. — Помните ли вы кисет, снятый моим покойным отцом с трупа одного французского генерала под Бородино? Ставлю его против ваших милых серебряных часиков, что у этого молодого лейтенанта не хватит смелости нырнуть в воду. Слово чести!
— Слово чести! — задорно принимает вызов Акакий Акакиевич.
— Ну что ж, meine Herren [77] , - объявляет почтенному собранию бывший солдат Шванке, созерцая небеса своим ничего не выражающим взором. — Полагаю, на сей раз он у нас в руках. И этим вы обязаны мне!
77
Господа (нем.).
—
— Ха-ха-ха-ха! — хохочет почтенное собрание над этой весьма тонкой шуткой. — Ха-ха-ха-ха!
— В чем дело? — спрашивают возбужденные голоса в камышах, и со всех сторон всплывают останки бывших солдат бывшей Великой немецкой армии. — Gott im Himmel! [78] К нам присоединился генерал барон фон Ратвиц!
78
О господи! (нем.)
— Он еще не присоединился к нам окончательно, — замечает бывший капрал Каннинхен с таинственным видом. — Гм! Гм!.. Почтенное собрание, может, кто-нибудь из вас возражает против того, чтобы генерал барон окончательно стал одним из нас?
— Никто, никто! — послышались со всех сторон восторженные голоса. — Напротив, весьма польщены, весьма польщены!
Генерал барон отбивается ногами слева и справа, пытаясь освободить свою «лошадку».
— О-го!.. — с притворным огорчением жалуется бывший солдат Шванке. — Он дал мне пинка под зад.
— Да как он посмел! Это преступление! Это категорически запрещено уставом!
— Ох, как больно! — причитает бывший солдат Шванке, остекленевшим взглядом призывая в свидетели небеса.
Почтенное собрание умирает со смеху и все плотнее окружает неподвижный ствол дерева.
— Питц! — вопит генерал барон. — Немедленно спуститесь и вытащите меня отсюда!
— Zu Befehl! — визжит обер-лейтенант Питц и, зажмурив глаза, сигает со своей «лошадки».
Илья Осипович удовлетворенно покачивает головой.
— Хорошо, что я не поспорил с вами, Акакий Акакиевич, — говорит он. — Иначе бы не видать мне своего кисета.
— Но вы же поспорили, Илья Осипович! — восклицает Акакий Акакиевич, стараясь казаться возмущенным. — Вы дали слово чести!
Илья Осипович прикрывает один глаз и смотрит другим на Акакия Акакиевича; последний вздыхает и больше не настаивает.
— Meine Herren, meine Herren! — вопит бывший солдат Шванке. — К нам присоединился обер-лейтенант Питц. Я намерен поручить двоим из вас проследить за тем, чтобы его поступок носил… гм! как бы это поточнее выразиться? окончательный характер. Кто из вас самый бывалый?
— Я, — говорит бывший солдат Каннинхен, — я уже три дня здесь и выпил столько воды, что остальную и хлебать не стоит!
— Что же касается меня, — говорит бывший солдат Притцель, — то я здесь тоже три дня и волочу на себе двадцать четыре рака, которых постоянно нужно кормить!
— Ха-ха-ха! — хохочет почтенное собрание, — старина Принцель все тот же, никогда не меняется!
— Хорошо, — говорит бывший солдат Шванке. — Принцель и Каннинхен, слушай мою команду, цель — обер-лейтенант Питц, шагом марш!