Эйфельхайм: город-призрак
Шрифт:
Наконец, Дитрих вошел внутрь. Неподалеку Грегор присматривал за своим больным сыном, бормоча:
— Все говорят, у него мое лицо. Может, это и так, когда он бодрствует и пытается походить на меня; но когда спит, то вспоминает, что был ее первенцем, и тогда ее тень проступает передо мной изнутри его сердца. — Он помолчал. — Я должен присмотреть за Сейбке. Они дрались, Боролись друг с другом, словно два медвежонка. — Грегор вытянул шею. — Грегерпь не был набожным мальчиком, Он потешался над Церковью, хотя я и бранил его,
— То Промысел Божий, не наш, и Господь
Грегор обвел взглядом кузницу:
— Безграничная любовь. Вот это она?
— Это не утешает, — вставил Ганс, — но мы, крэнки, давно знаем. Мир не может быть устроен иначе, чтобы нести в себе жизнь. Это все… числа, Сила уз, связывающих атомы вместе; сила… эссенции elektronik; притяжение материи… А! — Он махнул рукой. — Фразы в голове блуждают, это не мое призвание. Мы доказали, что эти числа не могли быть другими. Малейшее изменение, и мир бы не возник. Все происходящее следует им: небо и звезды, солнце и луна, растения, животные и «маленькие жизни».
— «Бог все расположил, — процитировал Дитрих Книгу премудрости Соломона, — мерою, числом и весом». [263]
— Doch. И из этих чисел происходят также болезни и страдания, смерть и чума. Однако если бы господин-на-небе устроил мир иначе, в нем бы вообще не нашлось места жизни.
Пастор вспомнил, как мастер Буридан сравнивал мир с огромными часами, когда-то Господь завел их, и теперь они шли сами по себе.
— Ты прав, монстр, — подвел итог Грегор, — Это не утешает.
263
Книга премудрости Соломона, 11:21.
Крэнкерин Элоиза умерла на следующий день. Ганс и Ульф отнесли ее тело в церковь и положили на скамью, приготовленную Иоахимом. Позже Дитрих оставил их одних, уже смирившись с их обрядами. По прошествии времени Ганс поднес флягу к окну.
— Вот сколько всего осталось дней, — сказал он, показывая уровень пальцем. — Я не останусь с вами до самого конца.
— Но когда все кончится, мы снова увидимся, — сказал ему Дитрих.
— Возможно, — согласился крэнк. Он осторожно поставил сосуд на полку, затем вышел.
Дитрих последовал за ним и обнаружил его на краю скалы, где тот любил сидеть. Пастор опустился на траву рядом. Его ноги ныли, и он принялся массировать голени. Внизу тени удлинялись в лучах заходящего солнца, а небо на востоке уже потемнело до цвета синего кобальта. Ганс вытянул левую руку, указав на Ульфа.
Дитрих обратил взгляд вслед за его жестом в сторону поросших бурьяном озимых полей, где стоял, раскинув руки, пришелец. Его тень на бороздах лежала подобно копью рыцаря, изломанная неровностью растений и земли.
— Он принял позу Распятого! Ганс пришлепнул губами:
— Вероятно. Господин-с-неба часто принимает причудливые очертания. Но посмотри, как он обращает свою шею
Ганс привстал, зашатался и едва не свалился со скалы. Дитрих поймал его за руку и оттащил на безопасное расстояние. Крэнк засмеялся:
— Эх! Какой был бы недостойный конец! Пусть уж лучше заберет Пикирующий, чем случайно свалиться из-за собственной неуклюжести, хотя лично я предпочел бы тихо скончаться во сне. А! Что это?
Один из выпущенных Манфредом соколов опустился на вытянутую руку Ульфа! Птица отвесно спикировала, и Дитрих с Гансом услышали ее далекий крик. Но, не получив привычного лакомства, она расправила крылья и снова воспарила в вышину, где сделала еще три круга, прежде чем улететь.
Ганс внезапно упал навзничь и обхватил колени, раскрыв свои боковые челюсти. Далеко в поле Ульф подпрыгнул высоко в воздух на манер танца крэнков. Пастор в замешательстве переводил взгляд с одного на другого.
Ганс поднялся, рассеянно отряхнул с кожаных штанов траву и грязь, сказав:
— Ульф теперь примет крещение. Пикирующий пощадил его. А если Он может проявить милосердие, то почему бы не принести присягу самому господину милосердия?
— Пастор, пастор! — крикнул маленький Атаульф, который уже привык везде ходить за Клаусом и называть его папой. — Человек! На дороге в Оберрайд!
Это случилось на следующий день после того, как крестился Ульф, и Дитрих с мельником, Иоахимом и другими мужчинами рыли могилы на вершине Церковного холма. Они подбежали к мальчишке на гребне холма, и Клаус подхватил того на руки.
— Возможно, они принесли весть, что чума прошла. Дитрих покачал головой. Чума никогда не пройдет.
— Судя по одеяниям, это герольд маркграфа и капеллан. Возможно, епископ отправил замену отцу Рудольфу.
— Он — полный глупец, раз приехал сюда, — предположил Грегор.
— Или сильно обрадовался, сумев покинуть Страсбург, — напомнил Дитрих.
— В любом случае, нам он не нужен, — проворчал Иоахим.
Но Дитрих успел сделать лишь несколько шагов вниз с холма, как конь герольда встал на дыбы и едва не сбросил всадника. Тот вцепился в поводья, а испуганное животное било копытами в воздухе и ржало. В нескольких шагах позади него лошадь капеллана тоже заупрямилась.
— Ну вот, — тихо произнес Грегор. — Дело и решилось. Оба наездника отступили в ложбину между холмами, после чего герольд развернул лошадь и, стоя в стременах, махнул правой рукой, Дитриху это напомнило жест крэнков, символизирующий отказ, Затем гребень холма скрыл всадников из виду, и остались только клубы пыли, тянущиеся вслед за ними.