Эйс

Гут Т.

Одно бесспорно: благо неведение. Яна в очередной раз поблагодарила бога за невозможность видеть людские поступки. Иначе какими нормами она должна руководствоваться, чтобы определить виновность бойцов, переживших все ужасы войны, без угрызений совести добивающих раненных боевиков в захваченном госпитале?

Как тут правильно с человеческой точки зрения – проявить благородство, отправить жестокого врага, убивавшего друзей, на лечение, а потом судить? А если во время тяжелых боев нет возможности сослать в плен? Дать шанс выжить? Что если после освобождения, снова встав в строй, он изнасилует и убьет родных пожалевшего его солдата, или совершит теракт, унеся тысячи жизней? Не

окажется ли в таком случае вина и на сердобольном военном, который вовремя не совершил казнь, прекрасно понимая, кто перед ним? А как быть, если добитый на больничной койке, вообще не при чем или оказался среди боевиков не по своей воле?

Аллилуйя, Яне не приходилось разбираться с такими нюансами. Пока она различала лишь оттенки, образующиеся не в соответствии с человеческими нормами, а отвечающие высшим божественным законам вселенной, не всегда доступных её пониманию. Там четко знают, что к чему.

Было предположение, что со временем она все же начнет разбираться в цветовой гамме одного и того же греха. Аура голодного пацана из семьи алкоголиков, тырящего в целях выживания все подряд, должна разительно должна отличаться от излучений профессионального карманника, вытаскивающего последний рубль у старушки в троллейбусе. Скорее всего, последний к основному пороку будет подтягивать другие. Во-первых, воровство идет не от нужды, а от лени, поскольку гораздо легче украсть, чем заработать; во-вторых, как бы это странно не звучало, часто такие идут на преступление из-за гордыни. Работая в торговле Яне не раз доводилось сталкиваться с ворами и слушать доводы типа:

– Я лох что ли, с утра до вечера горбатиться за пятнадцать тысяч! Пусть черти работают.

Элита… Из золотой щели вывалился. Такие невозвратные имели полностью извращенные нормы морали. Искренно удивлялись её принципиальности в вопросе наказания:

– Ментам меня сдаешь? Ты че, мать?! Я же этим живу…

Ореол беспризорника в начале воровского пути должен быть совсем другого тона, нежели у внешне респектабельного, крупного воротилы, чиновника, глубоко презирающего мелких жуликов, но без тени смущения крадущего миллионы у государства. Грех первого относится к восьмерке, деяния профессионального вора и коррупционера вполне тянут на 9-10 уровень с гораздо более грязными насыщенными оттенками и отталкивающей субстанцией.

Если объяснять простыми словами, грех десятки отличался масштабом последствий. Он всегда закольцовывался и порождал новые пороки: произвел мерзавец рейдерский захват завода, вывел деньги через подставные фирмы, оставил людей без работы. И поехала цепная реакция: уволенная сотрудница не нашла новую работу, не справилась с эмоциями, запила от «проклятой жизни». Следом ещё одна несчастная душа: сын пьющей матери пошел воровать. Таких семей может оказаться десятки. Их вину, безусловно, в подобном образе жизни нельзя отрицать, но вирус порока запустил тот, кто развалил работающую структуру. Мир живет единым организмом, одно действие неразрывно связано с другим, подобное порождает подобное.

Размеренные размышления Яны перед вечерней зачисткой приобрели эмоциональный окрас:

«Черт, не может быть все настолько плохо, чтобы уничтожить целую цивилизацию. Постепенно же человечество улучшается... Правда, очень медленно. Временами прогресс приобретает странные очертания: с одним вроде получше, зато в другом усугубляется. Расти и создавать трудно, это только разрушать и опускаться можно стремительно и без напряжения. Эволюция тащится, как пьяная баба в галошах по размытой проселочной дороге до соседней деревни: два шага вперед сделала, ноги разъехались, упала мордой в грязь. Пока вставала,

ещё сотня лет прошла, снова упала, поползла на коленях... Все в каком-то жутком невнятном угаре».

Сверху настойчиво намекали: времени у человечества на чудесное отрезвление не осталось. Порочный круг требовалось срочно разорвать…. Всех впереди ждал ледяной дождь.

– О господи, - вслух проговорила Яна, - семь лет, семь месяцев.

Она вышла из гостиницы, на ходу соображая, как доступно людями разъяснить, чем отличаются те, у кого есть шанс выжить от тех, кто не подлежит помилованию.

Труднее всего было с пограничным уровнем. Принадлежность к восьмерке в одном шажочке от перехода на девятую степень греха, Яна могла пояснить только примером.

Глава 13. Отступление. Олёна

С раннего детства Олёна росла бойкой девочкой «сорви голова». Регулярными хулиганскими выходками, со всем причитающимся комплектом деревенских шалостей, она могла дать фору любому мальчишке. Разоряла огороды, била стекла, из-за укрытия материла прохожих, подкидывая кошелек на веревочке или швыряла в них наполненные водой презервативы с крыш заброшенных зданий. Одна удирала в лес, без страха седлала животных, начиная от свиней и заканчивая лошадьми, которых неизменно доводила до бешенства. До десятого класса дралась с пацанами на кулаках на равных.

С первого взгляда опознать в миловидной девочке прирожденного свирепого бойца, было невозможно. Каждый кто не знал Олёну, не мог отделаться от ощущения, что именно с нее писаны милейшие популярные картинки начала прошлого века. Очаровательная кудрявая девочка ангельской наружности, обнимающая котенка. В кружавчиках и с цветочками в волосах. Говоря современным языком, в то время Олёна совершенно точно являлась бы амбассадором чудесных открыток. Однако, внешность очень обманчива. Характер школьницы не могли отразить даже часто меняющиеся клички: «атаманша», «банда», «оторва». Чаще всего сверстники рифмовали: «Олёна, голова зелёна», проводя аналогию с безнадежным и бесполезным лечением больной головы зеленкой.

Бешеные гены передались девочке по отцовской линии, чья родня до седьмого колена имела темперамент ужаленного в задницу медведя. Батины родственники поголовно обладали лютой дурной силой, поганым нравом и имели низкий болевой порог. Самым верным и правильным решением для семьи было бы отдавать буйных детишек с пеленок в профессиональный спорт. Подошел бы любой. Идеально — единоборства. Звериная мощь, перенаправленная в нужное русло, дала бы старт блестящей плеяде выдающихся спортсменов, но уникальные таланты применялись не по делу.

Олёна и сама, чувствуя предназначение, выбирала нужный вектор: участвовала во всевозможных соревнованиях школы, будь то волейбол, баскетбол, или легкая атлетика.Нигде не было ей равных, везде призовые места. Одна беда – училась в сельской школе и шансы выйти на профессиональный уровень равнялись нулю. В городе такой талант, однозначно, заприметили бы сразу.

Несмотря на отягощенные гены, Олёна, как слепой щенок, пыталась нащупать верное направление в жизни. Старалась дружить со смелыми правильными девчонками, не боящимися ни её саму, ни общественного осуждения за дружбу с хулиганкой. Тянулась к прекрасному. Получалось как получалось. Приходила к этим же всесторонне развитым подружкам, и не умея играть, с абсолютным отсутствием слуха, хаотично долбашила по басам фортепиано, протяжно завывая недетским басом тоскливую бессмыслицу, вводя окружение в состояние ужаса и желание зарыть голову в землю по пояс. Мятущаяся Олёнкина душа не понимала, что с ней происходит и где обрести покой травмированного рода.