Эйс

Гут Т.

Где воет отчаянно волчья стая,

Завидуя жёсткости зэков и лютым заслугам.

Утром Яна проснулась по привычке очень рано. После чистки Тагила ей предстоял трехсоткилометровый марш-бросок в посёлок Лозьвинский, Свердловской области, где находилась знаменитая колония особого режима для пожизненно осуждённых. Ехать предстояло примерно часов пять, в зависимости от загруженности дороги. Яна не надеялась на шикарную одностороннюю двух полоску, но вполне устроит отсутствие извилистых поворотов и медленно ползущие фуры. За рулем машины с АКПП Яна не уставала, поэтому поездка, несмотря на только что проведенную чистку, не обещалась быть чрезмерно утомительной.

Так

называемый «Черный беркут» имел славу одной из самых жестких тюрем в России с крайне тяжелыми условиями пребывания. Название колония получила из-за символичной скульптуры, находящейся перед зданием администрации. Беркут, раскинув мощные крылья держал в лапах отрубленную голову змея с красными глазами. В этом одиозном месте содержались серийные насильники, маньяки, убийцы, террористы. Все те, кто до принятия закона об отмене смертной казни, подлежал расстрелу. Змеям в человеческом обличье головы не рубили, но заключенные однозначно предпочли бы жалкому существованию казнь.

Впрочем, перспектива выйти на волю в крайне преклонном возрасте казалась ещё хуже. Куда? Здесь хотя бы кормят бесплатно, а там никто не ждет, ничего нет: ни жилья, ни работы, ни денег, ни друзей. Восприятие мира нарушено полностью, человек мыслит совершенно неадекватными категориями, психика однозначно глубоко больна. К воле, после отсидки в несколько десятилетий, бывший заключенный совершенно не приспособлен. Жизнь кардинально поменялась. Это почти как средневекового человека запустить в магазин электроники. Да и осознавать старческую немощь перед другими, когда раньше чувствовал себя хозяином чужих жизней, не способствует радости освобождения.

Яна не без оснований полагала, что подобные места особого режима, единственные, кто не станет противиться возмездию. Сидельцы расценят пришествие как избавление от страданий, божью милость. У самих заключенных не было возможности свести счеты с жизнью. Конуру, размером полтора на два с половиной метра, где помещались только нары и толчок, во избежание попыток суицида, оснащали круглосуточным видеонаблюдением.

«Сколько там сейчас пожизненных? Триста? Плюс столько же поселенцев».

По подсчетам Яны, сил на одноразовый рывок должно хватить с лихвой. Забор энергий произойдет легко. Вряд ли среди поганого сброда окажутся невинные. Тревожило, как она сама перенесет касание к таким «душам», пусть даже краткосрочное, но все же... Женщина передернулась от воспоминаний после последней чистки. На обычной зоне встречались разные уровни, даже попадались семерки, а здесь, однозначно, девяти-десятки в чистом виде и большом количестве. Не хотелось бы потом впасть в депрессию.

Если смотреть чисто с прагматической точки зрения, то в Черный Беркут можно было не ехать. Преступники за решеткой опасности для окружающих не представляли. Вред могли нанести только таким же осужденным, наказывая друг друга. Однако, отрицательные флюиды конченных душ отравляли ауру земли. Излучения ненависти и мерзости от одной маленькой тюрьмы, с несколькими сотнями заключенных были мощнее, чем от миллионного города, поэтому выбирать не приходилось.

Исходя из личного опыта общения с бывшими зэками (был в её жизни такой круг общения из-за связей первого мужа: сам хоть и не сидел, но уголовники в приятелях водились), Яна знала, искреннее раскаяние среди осужденных – явление исключительное. Все сожалеют, что попались, а не о содеянном. Некоторые, за долгое время нахождения за решеткой, научились красиво говорить. Особенно о смысле жизни, боге, человеческих ценностях. Начитавшись разных книг, любили порассуждать о высоких материях, причинах поступков людей. Самое поразительное, люди, имеющие за душой жестокие убийства, садизм и многочисленные рецидивы, умудрялись осуждать современные нравы других за гораздо меньшие прегрешения. Возмущались действиями парня, не уступившего места бабушке в общественном транспорте или презирали девушку, имеющую наглость себя вести агрессивно сексуально. Порицали показанные по телевизору грязь и секс. И все это при ужасных заслугах. Ярким бутоном распускался люто ненавидимый Яной

принцип – поливай говном чужих, чтобы самому казаться лучше. Выглядеть хоть на рубль, но дороже. Сидельцам присуще все: разговоры, измышления, одевание благопристойных масок, лицемерие, показательное битье себя в грудь, обман. Все что угодно, кроме раскаяния и истинного понимания сути своих деяний.

Каждый находил оправдание. Кто-то убивал негодяев, примеряя костюмчик народного мстителя. Только в отличие от Яны, никто ему ни способностей, ни полномочий палача, не давал. Да и не факт, что жертвы были негодяями. Кто-то ссылался на невмененку, состояние аффекта. Другие прикрывались лихими временами: в 90-ые так поступали все. Не все, правда, попались или дожили. Некоторые были склонны приписывать криминальное поведение врожденным, природным качествам, считая себя жертвами злой судьбы, которая предопределила их склонность к совершению тяжких преступлений, непреодолимой тяге к насилию.

Яну всегда интересовало, почему отсидев большой срок, преступник так и не нашел силы на борьбу со своими патологическими наклонностями, не раскаялся, не вымолил прощения у жертв. Готовые противостоять всему миру, оказывались совершенно слабы и безвольны перед личными болезненными стремлениями.

Долгая дорога погрузила её в глубокие размышления. Теория психических расстройств серийных убийц невольно наталкивала на вопрос, а не сошла она сама с ума? Подлая мыслишка раз за разом возвращалась в сознание, не оставляя надолго в покое.

Будучи крайне любознательным ребенком, Яна в детстве поглощала в невероятных количествах не только художественную литературу, но и публицистику, психологию, интересовалась специальной медицинской. В библиотеке школьницы присутствовали справочники по сексопатологии, учебники по психиатрии, эзотерике. Познавая себя, она проходила всевозможные тесты, попутно пытаясь разобраться в тонкостях человеческой души: читала Фрейда, Юнга, типы преступников у Ломброзо. Была знакома с симптоматикой и общепринятой классификацией заболеваний, связанных с психикой. Тайно мечтая поступить в медицинский вуз, Яна испытывала особый интерес к психоанализу и психосоматике, вникая в тонкости собственного поведения и мотивы поступков окружающих. Помимо прочего, досконально изучала вопросы, связанные с заболеваниями другого плана. Получив какую-нибудь болячку, Яна изучала её со всех сторон, погружаясь в традиционную медицину и изучая фармакологические препараты, назначаемые при недуге, обращалась к восточной. Позднее искала причины в таблице Луизы Хей и ей подобных. Стараясь докопаться до истины, порой лучше некоторых врачей знала, чем дополнить прописанное лечение. Она пошла бы в медицинский, только совершенно точно знала - провалит вступительные экзамены, поскольку совершенно безнадежно тупила на уроках химии.

Яна непременно и сейчас нашла бы истоки своего безумия, на крайний случай обратилась к профессионалам в специализированное учреждение. Останавливало одно но: колоссальную стихийную мощь потустороннего происхождения не получалось игнорировать. Люди умирали. Это факт и не являлась игрой воображения. Происходящие события были слишком реальны. Весь мир не мог рехнуться одновременно с ней.

С одной стороны, Яна понимала, съехавшие с катушек никогда не будут подозревать себя в сумасшествии, с другой – её случай прекрасно подходил под классификацию серийных убийц.

Групп выделялось не так уж и много: жаждущие власти над чужой личностью; психотичные (или больные шизофренией); совершающие убийства на почве секса; каннибалы с фетишем на определенном органе человека. Последний тип, как раз назывался «миссионерами», специализирующимися на ксенофобии к определенной группе людей. В её варианте лютой ненависти не было. Скорее подошло бы слово отвращение, презрение. Все сходилось, разница только в масштабах, способах ликвидации и причинах. Маньяки делали выбор сами, исходя из собственных побуждений и без всяких на то полномочий свыше. Её же помимо воли отяготили сверхъестественным даром забирать жизнь без кровопролития.