Эйзенхауэр. Солдат и Президент

Амброз Стивен

"Когда я умру, — добавил он, глядя на дождь, — пусть мое тело полежит до ближайшего дождя, а похоронить меня надо в разгар бури. Эта проклятая погода доведет меня до могилы"*55.

На следующий день, когда дождь еще лил, Эйзенхауэр летел в Лондон; двадцать четвертого, все еще ожидая ясного дня, он телеграфировал Брэдли, требуя от него решительных усилий, как только позволит погода. "Прорыв в этом стыке уменьшит общие затраты", — написал он и добавил, что хотел бы, чтобы 1-я армия "развивала любой успех со страстью, граничащей с безрассудством". Если ей удастся осуществить прорыв, "результаты будут потрясающими"*56.

Брэдли,

в отличие от Монтгомери, едва ли нуждался в понукании. Эйзенхауэр хотел, чтобы после начала операции "Кобра" в наступление перешла и 2-я армия — он на самом деле пообещал Брэдли, что сам проследит за этим, — так что, отослав телеграмму Брэдли, Эйзенхауэр вылетел в штаб-квартиру Монтгомери. Как отмечал Смит, Эйзенхауэр хотел "согласованного наступления по всему фронту союзников, которое, наконец, послужит началом их решительного продвижения вперед. Он, словно футбольный тренер, носился по фронту, настраивая каждого на агрессивные действия"*57.

Все это очень раздражало Монтгомери и Брука. "Совершенно ясно, Айк считает, что [генерал Майлс] Демпси [командующий 2-й армией] должен делать больше, чем он делает, — писал Брук Монтгомери. — Но не менее ясно, что Айк имеет самое смутное представление о войне". Британские офицеры считали, что Эйзенхауэру недостает чувства равновесия. Если все будут атаковать, стоял на своем Монтгомери, никто не соберет достаточно сил, чтобы совершить решающий прорыв или развить его. Эйзенхауэр "очевидно... придерживается идеи наступления по всему фронту, — жаловался Брук, — которая, видимо, является американской доктриной"*58.

Теддер тоже был недоволен Эйзенхауэром, но, как обычно, не ладил с Монтгомери и Бруком. Операция "Кобра" началась утром 25 июля, в этот день Теддер позвонил Эйзенхауэру и спросил, почему Монтгомери медлит и что Эйзенхауэр собирается предпринять по этому поводу. Эйзенхауэр ответил, что говорил с Черчиллем и что они с удовлетворением констатировали: на сей раз Монтгомери будет атаковать по-настоящему. Теддер "что-то буркнул, совершенно неудовлетворенный, а это означало, что, по его мнению, премьер-министр наговорил Эйзенхауэру бочку арестантов". Эйзенхауэр рассказал Батчеру о беседе и заметил, что надеется на благополучный исход, поскольку "нет ничего такого, что хорошая победа не могла бы излечить"*59.

Он был прав. На второй день операции "Кобра" 1-я американская армия прорвала фронт. Эйзенхауэр активизировал 3-ю армию Пэт-тона. Генерал Куртней Ходжес возглавил 1-ю армию, в то время как Брэдли стал командующим 12-й группы армий, состоящей из 1-й и 3-й армий.

1 августа Пэттон начал свою кампанию, ринувшись через Бретань. Кошмар статичного фронта закончился. "Это великая новость!" — воскликнул Эйзенхауэр. Около полудня 2 августа Батчер встретил Эйзенхауэра в холле Буши-парка. Верховный командующий улыбался до ушей. "Если радиоперехват не врет, — сказал он, — то мы чертовски далеко продвинулись в Бретани и крошим их в Нормандии"*60.

7 августа Эйзенхауэр организовал свой передовой командный пункт в Нормандии, его штаб-квартира размещалась в палатках в яблоневом саду около Гранвиля и была менее чем в двадцати пяти милях от Мортена и почти непосредственно на направлении ожидаемого немецкого контрнаступления. Он встретился с Брэдли, и они немедленно согласились удерживать

Мортен минимальными силами и бросить все имеющиеся дивизии на юг. Фланги выступа они укрепили американской артиллерией и вызвали истребители-бомбардировщики. Эйзенхауэр сказал Брэдли, что, "если немцы временно прорвутся из Мортена к Авраншу и отрежут войска на юге, мы сможем снабжать передовые силы по воздуху в объеме две тысячи тонн в день". На следующий день Эйзенхауэр сказал Маршаллу: "Контратаки... противника... дают нам возможность окружить и уничтожить многие из его группировок"*61.

Игра у Мортена стоила свеч; в классической оборонительной операции 30-я дивизия держала оборону, а артиллерия и авиация уничтожали немецкие танки. 9 августа немцы прекратили контрнаступление. Канадцы и Пэттон угрожали окружением. Наступление союзников было в разгаре, их силы нацеливались на уничтожение 7-й и 5-й немецких танковых армий, которые находились в большом выступе, вершиной которого служил Мортен, а основанием — линия Фалез — Аржантан. "Айк постоянно подгоняет и Монтгомери, и Брэдли, — отмечал Батчер, — он убеждает их уничтожить врага, а не довольствоваться только завоеванием территории"*62.

Наступление канадцев, однако, развивалось медленно. Пэттон, не встречая серьезного сопротивления, стремительно продвигался вперед. К 10 августа западня для немцев почти захлопнулась; части Пэттона перерезали все, кроме одного, пути снабжения немецких армий. 12 августа передовой корпус Пэттона достиг Аржантана. Канадцы все еще не взяли Фалеза.

Нетерпеливый Пэттон хотел пересечь линию разделения армий и завершить окружение. Он позвонил Брэдли и умолял его: "Разрешите мне наступать на Фалез, и мы сбросим британцев в море, устроим им новый Дюнкерк". Брэдли отказал. Он не верил в то, что у Пэттона достаточно сил, чтобы удержать перемычку, когда немцы начнут пробиваться из окружения. Кроме того, он считал, что канадцы сами смогут завершить окружение*63.

К 14 августа союзники были близки к тому, чтобы перекрыть горло мешка. Эйзенхауэр, как отмечал Батчер, "сиял, как именинник". Он призывал к всеобщему наращиванию усилий. 14 августа он издал приказ, обращенный ко всем войскам (в течение войны он издал всего десять таких приказов), ко всем солдатам, матросам и летчикам. "Мы воспользуемся предоставившейся возможностью, только если будем действовать быстро и решительно", — заявил Эйзенхауэр. Если каждый выполнит свой долг, "мы можем сделать текущую неделю исторической — прекрасной и плодоносной для нас и пагубной для нацистских тиранов"*64. Этот приказ распространялся Би-Би-Си и радиосетью союзников, а также раздавался в ротапринтном виде в частях.

В ВШСЭС и в стане союзников царило невероятное оживление. Это чувствовали Черчилль, Рузвельт, Маршалл и Брук. В Нью-Йорке на фондовой бирже в ожидании мира упали акции многих компаний. 15 августа на пресс-конференции корреспонденты, настроенные крайне пессимистично во время патовой ситуации в Нормандии, спрашивали у Эйзенхауэра, сколько недель осталось до конца войны. В последующие дни он часто слышал этот вопрос. Люди вспоминали ноябрь 1918 года, когда рассыпалась германская армия, и ожидали повторения тех событий в августе или сентябре 1944 года. Мысль эта находила все новых адептов и досаждала Эйзенхауэру до октября.