Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1
Шрифт:
91
равной степени притягивала симпатия к старшему брату, Алексею Николаевичу.
Это была воплощенная доброта и прямодушие в соединении с развитым умом и
горячею душой, возмущавшеюся всякою неправдой, отзывавшеюся всякому
благородному, честному стремлению.
Собирались большею частью вечером. При множестве посетителей
(сходилось иногда до пятнадцати человек), беседа редко могла быть общею; редко останавливались на одном предмете, разве уж выдвигался вопрос, который
всех
шел свой отдельный разговор. Но кто бы ни говорил, о чем бы ни шла речь, касались ли событий в Петербурге, в России, за границей, обсуждался ли
литературный или художественный вопрос, во всем чувствовался прилив свежих
сил, живой нерв молодости, проявление светлой мысли, внезапно рожденной в
увлечении разгоряченного мозга; везде слышался негодующий, благородный
порыв против угнетения и несправедливости. Споры бывали жаркие, но никогда
не доходило до ссоры, благодаря старшему Бекетову, умевшему тотчас же
примирить, внести мир и согласие. Многому помогала также молодость, с
одинаковою легкостью воспламеняющаяся и забывающая свои увлечения. Часто, наговорившись и накричавшись досыта, кто-нибудь предлагал прогулку; все
радостно принимали предложение. Раз мы всею компанией согласились сделать
большую экскурсию - отправиться пешком в Парголово и провести ночь на
Поклонной горе над озером; каждый должен был запастись каким-нибудь
провиантом; на долю Бекетовых пришлось нести медный чайник для варки кофе и
принадлежности.
Мне до сих пор памятно это похождение. Во все время пути и в течение
всей ночи, проведенной на берегу озера, веселость била ключом, счастье было в
сердце каждого. Оно высказывалось песнями, остротами, забавными рассказами, неумолкаемым хохотом. Парголовское озеро, я думаю, никогда не видало с тех
пор такого ликования.
Участие в общественной беседе всегда существеннее в пользу
умственного развития, чем разговоры вдвоем, как бы ни был умен собеседник и
внимателен слушатель. Главным двигателем служит здесь личное самолюбие; необходимость постоянно держать ум настороже, не казаться глупее других, следить за мыслью, готовиться в присутствии других поддержать ее или
оспорить, - все это в значительной степени пробуждает сознание, обостряет ум,
"встряхивает мозги", как говорится.
П. В. АННЕНКОВ
Павел Васильевич Анненков (1812-1887) - мемуарист и историк
литературы, автор первой научной биографии Пушкина.
Близкое знакомство с Гоголем и Белинским, сорокалетняя дружба с И. С.
Тургеневым, приятельские отношения с Грановским,
Щедриным и Писемским отразились в интересных по содержанию
92
воспоминаниях Анненкова ("Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года",
"Замечательное десятилетие. 1838-1848", "Молодость И. С. Тургенева. 1840-1856"
и др.).
Отношение Анненкова к Достоевскому сложилось под впечатлением того
конфликта с кружком "Современника", который- привел вскоре к разрыву
Достоевского с издателями журнала. Вскоре Достоевский разошелся и с
Белинским (см. стр. 146, 147).
ИЗ "ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ"
В одно из моих посещений Белинского, перед обедом, когда он отдыхал от
утренних писательских работ, я со двора дома увидел его у окна гостиной с
большой тетрадью в руках и со всеми признаками волнения на лице. Он тоже
заметил меня и прокричал: "Идите скорее, сообщу новость...". "Вот от этой самой
рукописи, - продолжал он, поздоровавшись со мною, - которую вы видите, не
могу оторваться второй день. Это - роман начинающего таланта: каков этот
господин с виду и каков объем его мысли - еще не знаю, а роман открывает такие
тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому.
Подумайте, это первая попытка у нас социального романа, и сделанная притом
так, как делают обыкновенно художники, то есть не подозревая и сами, что у них
выходит. Дело тут простое; нашлись добродушные чудаки, которые полагают, что
любить весь мир есть необычайная приятность и обязанность для каждого
человека. Они ничего и понять не могут, когда колесо жизни со всеми ее
порядками, наехав на них, дробит им молча члены и кости. Вот и все, - а какая
драма, какие типы! Да, я и забыл вам сказать, что художника зовут Достоевский, а
образцы его мотивов представлю сейчас". И Белинский принялся с необычайным
пафосом читать места, наиболее поразившие его, сообщая им еще большую
окраску своей интонацией и нервной передачей. Так встретил он первое
произведение нашего романиста {Во время вторичного моего отсутствия из
России, в 1846 году, почти такое же настроение охватило Белинского, как
рассказывали мне, и с рукописью "Обыкновенная история" И. А. Гончарова -
другим художественным романом. Он с первого же раза предсказал обоим
авторам большую литературную будущность, что было не трудно, но он еще
предсказал, что потребуется им много усилий и много времени, прежде чем они
наживут себе творческие идеи, достойные их таланта. (Прим. П. В. Анненкова.)}.