Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
Пашков, этот известный проповедник, принял к себе в дом, отделил помещение и
окружил всеми удобствами - кого бы вы думали?
– двух полек, выпущенных из
крепости. Черт знает что такое - мало ли русских вешается с голоду, а он - полек!
Я видела, что Достоевский дошел до такого раздражения, что спорить с
ним больше невозможно, и замолчала. Разговор от Пашкова перешел на религию.
Достоевский искренне и глубоко верит в бога, - настолько искренне, что не
допускает, так сказать,
– Знаете ли, - говорит он, - всем им, этим неверующим, следует сказать,
что прежде это считалось признаком ума, а теперь даже и этого нет -не считается, авось они перестанут говорить эти глупости!
Спрашивал меня, верую ли я.
Я отвечала, что никогда и никому не даю ответа на этот вопрос. Он
смутился.
– Значит, не верите!
– решил он через несколько мгновений.
– Нехорошо!
Надо будет нам серьезно поговорить об этом!
28 мая. Пятница.
Достоевский обещал быть у нас на днях вечером. Вторник и среду я
безвыходно сидела дома. В четверг в десятом часу муж мой уговорил меня пойти
погулять, заверяя, что уже поздно и он не может прийти. Я согласилась. Когда мы
возвратились в одиннадцать часов из Летнего сада, швейцар мне подал карточку.
"Федор Михайлович Достоевский". Мне показалось в эту минуту, что я потеряла
все, что было дорогого и желанного в жизни. <...>
Состояние это было очень тяжелое. Затем я начала плакать, так плакать,
что грудь точно рвалась на части, виски стучали, и все тело дрожало, точно в
лихорадке. Я плакала так, пока не заснула тяжелым, тревожным сном, полным
каких-то мучительных грез. Утром я встала измученная и больная - голова болела, грудь болела, глаза болели. Горе притупилось, но все как-то ныло, что-то болело в
душе. Я поехала к Достоевскому, не застала его дома и оставила письмо. Что
будет - неизвестно. <...> {19}
30 мая 1876 года.
<...> Достоевский был у нас, долго сидел, много говорил...
203
1 июня 1876 года.
В дороге.
Перебирая в воспоминании разговор с Достоевским, я останавливаюсь на
том обстоятельстве, что он советовал мне писать, горячо заверяя, что у меня
положительно талант писать и что письмо к нему - это chef d'oeuvre,
доказывающий присутствие этого таланта: в нем так много жизненности, мысли, искренности, огня, не говоря уже о прекрасном слоге, что из-под моего пера
положительно мог бы выйти прелестный роман. <...>
В. Г. КОРОЛЕНКО
Воспоминания Владимира Галактионовича Короленко (1853-1921)
отражают отчасти сложность
Достоевским и как поэт, и как выразитель дум и настроений эпохи, и лично как
человек той же среды, то сходившийся с ним моментами чрезвычайно близко, то
удалявшийся от него так далеко, что считались как бы врагами. В связи с
"Бедными людьми" началась их близость, по свидетельству Достоевского, продолжавшаяся всего несколько месяцев, и завязалось навсегда то основное, глубоко интимное в их отношениях, что позволяло им даже при весьма редких
встречах, несмотря на разницу в убеждениях, говорить иногда друг другу
"странные" вещи, точно это основное "как бы не хотело и не могло прерваться"
("Дневник писателя" за 1877 год).
Всегда воспринимая Некрасова как большого поэта, пришедшего в
литературу со своим новым словом, в период "Бесов" Достоевский ищет поводов, чтобы позлее его уязвить как якобы "общечеловека", русского "gentill'homme'a",
"либерала в мундире". А в 1877 году, когда душа его снова поворачивается с
любовью, порою с грустью и с умилением к "старым людям" 40-х годов, Достоевский находит для оценки поэзии Некрасова слова, исключительные по
своей силе и глубокой проникновенности.
Характерно, что Короленко, передовая народническая молодежь, к
которой он в то время был близок, восприняли выступление Достоевского как
свидетельство его веры в народ, сознания общественного неблагополучия,
понимания "близости глубокого социального переворота".
ПОХОРОНЫ НЕКРАСОВА И РЕЧЬ ДОСТОЕВСКОГО НА ЕГО МОГИЛЕ
(Из "Истории моего современника")
204
В конце 1877 года умер Некрасов. Он хворал давно, а зимой этого года он
уже прямо угасал. Но и в эти последние месяцы в "Отечественных записках"
появлялись его стихотворения. Достоевский в своем "Дневнике писателя"
говорит, что эти последние стихотворения не уступают произведениям лучшей
поры некрасовского творчества {1}. Легко представить себе, как они действовали
на молодежь. Все знали, что дни поэта сочтены, и к Некрасову неслись
выражения искреннего и глубокого сочувствия со всех сторон. <...>
Когда он умер (27 декабря 1877 г.), то, разумеется, его похороны не могли
пройти без внушительной демонстрации. В этом случае чувства молодежи
совпадали с чувствами всего образованного общества, и Петербург еще никогда
не видел ничего подобного. Вынос начался в 9 часов утра, а с Новодевичьего
кладбища огромная толпа разошлась только в сумерки. Полиция, конечно, была
очень озабочена. Пушкин в "Поездке в Эрзерум" рассказывал, как на какой-то