Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2
Шрифт:
супруге, но никогда не присылал их в типографию со своею прислугою. Мне
удалось, однако ж, уговорить Федора Михайловича сдавать иногда рукопись
(оригинал, по-типографски) рассыльному типографии, когда тот приходил за нею
к нему с моею запискою или по предварительному каждый раз уговору о том
между мною и Федором Михайловичем; но это бывало очень редко, только в
экстренных случаях или по утрам, когда оригинал писался ночью.
170
Вообще Федор Михайлович
то всегда снабжал его запискою ко мне.
После сказанного понятно будет и то, что летом, когда Федор Михайлович
отсутствовал из Петербурга, - а это бывало каждое лето, - присылка оригинала в
типографию озабочивала его чрезвычайно. К тому, в этих случаях он бывал
лишен возможности столь необходимых ему личных переговоров с метранпажем, то есть со мною. Приготовив оригинал, Федор Михайлович рассчитывал по
особому, употреблявшемуся им, способу - по количеству не букв, как
рассчитывают обыкновенно оригинал в типографии, а слов - сколько из
отсылаемого оригинала выйдет печатных строк и затем страниц; но так как, судя
по-прежнему, расчеты эти никогда не бывали точны, а только приблизительны, то
он оставался в сомнении до получения корректур. Приготовив таким образом
оригинал к отсылке, Федор Михайлович писал ко мне письмо, в котором
обстоятельно излагал свои соображения относительно посылаемого оригинала и
некоторые инструкции мне. Затем то и другое посылалось страховою
корреспонденциею в Петербург, в типографию, на мое имя. Так делалось раза три
или четыре в течение одного выпуска "Дневника писателя".
XV {21}
<...> Дня за три до выхода выпуска "Дневника" в свет он приезжал в
Петербург и поселялся на эти дни одиноко в своей городской квартире,
довольствуясь малыми услугами жены дворника, так как прислуги при квартире
не оставлялось. Само собою разумеется, как все это страшно беспокоило Федора
Михайловича, а его болезненность, в особенности его падучая болезнь, неизбежно
должна была внушать его близким очень серьезные опасения за его жизнь в таком
одиночестве.
Но, выпустив номер своего "Дневника", Федор Михайлович несколько
дней отдыхал душою и телом, ободрялся, наслаждаясь успехом его, который <...> был так значителен, что действительно мог ободрять дух своего автора, заставляя
его на время забывать мучительную для него трудность литературной работы к
сроку. Затем он принимался за составление и писание нового номера... Так дело
шло месяц за месяцем, с осени до лета, когда Старая Русса или Эмс должны были, при непрерывающейся почти работе
здоровье, с тем чтоб оно потом расстроилось опять за месяцы осени, зимы и
весны, вследствие той же непрерывности труда, как у большинства тружеников, из-за насущных нужд своей семьи.
XVI
Со времени возобновления отношений Федора Михайловича ко мне по
случаю возникновения "Дневника писателя" отношения эти все время оставались
неизмен" но хорошими, полными взаимного уважения и доверия, и все еще
171
продолжали улучшаться... Когда я бывал у него не в критические дни рождения
номеров или выпусков "Дневника писателя", а в более свободное время, к нашим
разговорам присоединялась Анна Григорьевна, и вот при ее-то участии они уже
оба стали интересоваться моими личными делами и моим семейным положением: расспрашивали меня о семействе моем вообще и о детях в особенности. Когда они
узнали, что моей старшей дочери уже восемь лет и что она уже учится в
Рождественской прогимназии (теперешней гимназии того же имени), то стали
просить меня, чтобы я познакомил мою Маню с Лилечкою, - их тоже старшею
дочкою, на год с небольшим, моложе моей; я, разумеется, с удовольствием
изъявил свою готовность исполнить их желание и в ближайшее воскресенье свел
свою дочку с нянею к ним. Федор Михайлович сам занялся сближением детей, и
они очень скоро, под его руководством, подружились. После этого разговор о
детях не раз возобновлялся. В разговорах этих мы касались воспитания и
образования детей, причем Федор Михайлович высказал свой взгляд на то и
другое.
– Он говорил, что лучшее воспитание есть воспитание домашнее, а
гимназическое образование он считал самым нормальным для девицы и своей
дочери намерен был дать образование именно в женской гимназии. Иногда
говорили о детских нравах, причем однажды Федор Михайлович рассказал, как он
иногда забавляет свою маленькую дочь чтением библейских рассказов и русских
былин и как она хорошо понимает их; читал он детям иногда отрывки из своих
произведений и при этом замечал подтверждение своих догадок, что в его
сочинениях есть такие места, доступные даже детскому пониманию... Это
обстоятельство надоумило его заняться когда-нибудь, на досуге, выборкою таких
отрывков и издать их отдельною книжкою; но мысль эту он не успел привести в
исполнение; особым изданием эти выдержки явились после его смерти, под
редакциею Ореста Федоровича Миллера, и потом, другое издание, под редакциею