Фабрика безумия
Шрифт:
В анналах охоты на ведьм делу госпожи Паккард соответствует дело Мэри Исти. В 1692 году Мэри Исти обвинили в том, что она ведьма, и предали смерти в Салеме, штат Массачусетс. Во вступлении к репринтному изданию петиции, которую подала Исти, Эдмунд С. Морган отмечает, что «она с легкостью могла избегнуть наказания [смертью], признав себя виновной и передав себя на милость суда. Однако пойти на это означало бы для нее представить свое сознание в ложном свете и подвергнуть опасности свою душу. Мэри Исти не обладала нашим просвещенным знанием и была уверена, что колдовство существует. Она знала, что Сатана присутствует повсюду в окружающем мире и что суд, приговоривший ее, делал все для того, чтобы помешать ему. Она желала судьям добра. Кроме того, она знала о своей невиновности и не посмела солгать даже для того, чтобы спасти свою жизнь» [428] .
428
Morgan E. S.(ed.). Mary Easty, Petition of an Accused Witch, 1692 // Boorstin D. (ed.). An American Primer, pp. 26—30; p. 28.
Действительно,
429
Ibid., p. 29.
Мэри Исти доказывает, что она не ведьма, госпожа Паккард — что она не сумасшедшая, а жертвы движения за душевное здоровье — что они не душевнобольные. Но никто не отрицает реальности колдовства или душевной болезни.
Тревор-Ропер подчеркивает эту огромную власть господствующей идеологии над умами людей:
Вплоть до окончания охоты на ведьм, хотя мы все время встречаем заверения о том, что некоторые отрицают само существование ведьм, мы ни разу не слышим голоса самих отрицателей. До последнего момента самым радикальным аргументом против безумий охоты на ведьм является не то, что ведьм не существует как таковых, и даже не то, что договор с Сатаной невозможен, а то, что судьи просто ошиблись в своих поисках. «Бедные обезумевшие женщины», как их назвал Скот... они, оказывается, страдали «меланхолией». Это была весьма навязчивая доктрина... опровергнуть ее было невозможно. Она, кроме того, не отрицала охоту на ведьм как таковую. Понятно, почему ее сторонники почти не вмешивались в этот процесс [430] .
430
Trevor-Roper H. R.Witches and witchcraft: An historical essay (II) 11Encounter. 196728: 13—34 (June); p. 16.
Замечание Тревор-Ропера об отсутствии фундаментальной критики учения о ведьмовстве весьма точно. То же самое, однако, можно сказать о мифологии любого популярного массового движения. Отступление от таких идеологий, с одной стороны, требует концептуальных усилий, с другой — создает угрозу личной безопасности. Идеологии, опирающиеся на душеспасительную или терапевтическую терминологию, особенно защищены от воздействия критики. Такие системы верований не только требуют повиновения истине, которая ниспослана священниками или врачами, но и объявляют скептицизм по отношению к ним ересью или сумасшествием [431] . Действительный смысл терапевтической риторики лежит в ее способности обезоруживать как жертву, так и критика. Ибо кто в христианском обществе осмелится противостоять Богу? Только еретик. А кто может выступать против душевного здоровья в научном обществе? Только сумасшедший [432] . В эпоху охоты на ведьм инквизиция работала с общего согласия. «...Никто не осмеливался возвысить голос против того, что повсюду самыми благочестивыми душами считалось исполнением самого неотложного требования времени», — комментирует Ли [433] . Сегодня в Соединенных Штатах утвердилось аналогичное общественное согласие по вопросу о серьезной общественной проблеме, об угрозе, которую представляет душевная болезнь для безопасности нации. Общество готово оправдать не только обширные траты общественных средств, но и применение внесудебных методов социального контроля.
431
Историки охоты на ведьм заметили это. Так, Пеннеторн Хьюз пишет: «Для правоверного это была Эпоха Веры, охватывающей все и вся. Критика или сомнения считались безумием, еретиков и ведьм линчевали с ужасающей жестокостью, с которой животные избавляются от страдающего уродством представителя своего вида. Если Всеобщий Принцип допускал бы терпимость, его дело тут же было бы проиграно» (Hughes Р.Witchcraft, р. 59). Преследователи, пользующиеся именем науки (или, скорее, оправдывающие себя принципом научности), затмили и даже превзошли своих религиозных предшественников. Этого больше никто не оспаривает. Единственное разногласие осталось между оптимистами, которые считают, что вспышки научной охоты на ведьм, такие как нацизм и сталинизм, остались позади, и пессимистами, которые усматривают в будущем возможности еще более худших сценариев, подготавливаемые нарастающим обесчеловечиванием человека в условиях ничем не сдерживаемой власти массивных центральных правительств.
432
Если человек не соглашается с религиозными властями и не проявляет послушания, то он или сам дьявол, или одержим дьяволом. Сходным образом если он не соглашается или не подчиняется научным властям, то он невменяемый или сумасшедший. В конечном итоге все сводится к определениям. Дьявол, еретик, ведьма определяются как мятежники против Бога и его наместников на Земле, то есть Церкви и священников. Сходным образом невменяемый, сумасшедший, психопат — это мятежники, восстающие против Природы и ее экспертов на Земле, то есть Медицины и врачей.
433
Lea Н. С.Inquisition of Spain, vol. 4, p. 46.
Кто способен на подлинную критику этих эксцессов? Жюльен Бенда считал, что именно в подобной критике
434
Benda J.The Great Betrayal.
История не знает примеров, когда группа интеллектуалов, будь то представители клира, адвокаты, врачи или просветители, сопротивлялась бы популярным верованиям своего времени. Но отдельные лица часто делали это. Следовательно, Роббинс заблуждается, когда утверждает, что «то, что делает охоту на ведьм такой отвратительной и ставит ее в нравственном смысле даже ниже фашизма, так это то, что во всей цивилизованной Европе (возможно, в более поздний период, за исключением Голландии) священники вели преследования, оправдывая их именем Христианства, в то время как адвокаты, судью и профессора были их соучастниками, прикрываясь именем разума» [435] . Ведь точно такая же критика справедлива в отношении «адвокатов, судей и профессоров», а равным образом священников и врачей, потрудившихся на ниве негритянского рабства и институциональной психиатрии [436] .
435
Robbins R. H.The Encyclopedia of Witchcraft and Demonology, p. 17.
436
См.: Davis D. B.The Problem of Slavery in Western? Culture.
Урок, преподанный инквизицией с ее идеологией духовного спасения, состоит в том, что современный человек, оказавшийся перед лицом психиатрической инквизиции с ее идеологией светского спасения, может игнорировать ее лишь ценой своей жизни. Урок, короче говоря, заключается в том, что человек всегда обязан выбирать между свободой и такими соблазнительными ценностями, как здоровье, безопасность или достаток. И если он выбирает свободу, он должен быть готов к тому, чтобы платить за нее высокую цену. Цена — это не только вечная бдительность против злонамеренных тиранов, склонных порабощать своих подданных, не только вечный скептицизм в отношении благонамеренных священников и психиатров, склонных лечить души и умы, но и вечная оппозиция просвещенному большинству, склонному реформировать заблуждающиеся меньшинства.
Часть II.
Фабрика сумасшествия
[Великий Инквизитор:] О, мы убедим их, что они тогда только и станут свободными, когда откажутся от свободы своей для нас и нам покорятся. И что же, правы мы будем или солжем? Они сами убедятся, что правы...
В прежние времена, когда атеистов предлагалось сжигать, в обычае милосердных людей было предложить взамен заключение в сумасшедшем доме; мы не удивляемся, когда видим это и в наши дни, при этом палачи аплодируют сами себе, потому что взамен преследования за веру они нашли столь гуманный и христианский способ поступать с этими несчастными, не без молчаливого чувства удовлетворения от того, что наказуемые получили по заслугам.
437
Цит. по: Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. С. 282—283.
438
Mill J. S. On Liberty, p. 100.
Глава 9.
Новый производитель — Бенджамин Раш, отец американской психиатрии
Когда приверженец Джефферсона набредал на понятие зла в теологии или нравственной философии, он приспосабливал его таким образом, чтобы можно было объяснить его еще одной болезнью — болезнью нравственного чувства, по сути, однако, не отличающейся от телесных болезней. Укорять человека за испорченность его нравственного чувства после этого — все равно что стыдить его за то, что он может заболеть желтой лихорадкой, или упрекать фургон за сломанное колесо.
439
Boorstin D. J.The Lost World of Thomas Jefferson, pp. 148—149.
Переход от средневекового сознания к современному повлек за собой массовое идеологическое обращение из теологического взгляда на мир в научный. Моя точка зрения состоит в том, что становление понятия «душевная болезнь» лучше всего поддается пониманию именно как составляющая этих изменений. Состояния или аспекты поведения, которые мы сейчас называем душевными заболеваниями, не считались до этого болезнями наряду с диабетом или инфарктом миокарда. Они были известны под другими названиями, такими как ересь, грех, содомия, одержимость и т. д., либо признавались естественными и обычными состояниями, для которых не требовалось специального названия. В XVIII и XIX веках целый спектр явлений, которые никогда прежде не осмыслялись в терминах медицины, был поименован и подвергся классификации в качестве болезней. Этот процесс, который привел к формированию дисциплины, известной как психиатрия, был составной частью более широкого процесса замены религиозных понятий научными. Природа заняла место Бога, государство — Церкви, а душевная болезнь — колдовства.