Фабрика душ

Мацуда Аоко

Но они с Эммой как следует взялись за нее – водили гулять по залитым солнечным светом улочкам, угощали разными блюдами, и Кэйко прямо на глазах становилось лучше, она даже начала выходить из дома в одиночку.

«Да, в этой стране я, наверное, могла бы жить», – говорила она, возвращаясь.

«Да, в этой стране я могла бы жить».

«Я хочу жить в этой стране».

Она иногда повторяла это точно в бреду, пугая Михоко. Тем не менее та уже постепенно начала привыкать к мысли о том, что сестра и вправду тоже переедет в Канаду, и это здорово.

В этом городе жило много таких людей. Политические эмигранты,

беженцы, те, кто искал лучшей жизни.

Я хочу большего.

Михоко удивилась, впервые услышав эти слова.

Почему ты сюда переехала?

Поначалу люди всегда задавали этот вопрос, узнав, что она такая же приезжая, как и они сами.

Я хочу большего.

Были люди, которые, обсудив историю, ситуацию в обществе и законы своих стран, в довершение добавляли эту простую фразу.

Михоко, конечно, хотела сбежать из Японии, но в ней все еще живо было чувство вины, так что она не решалась произносить это вслух. К тому же в стране, где она воспитывалась, детей учили сдерживать сильные желания. Особенно девочек. «Вылезший гвоздь нужно забить» – такая в Японии есть поговорка. Особенно в отношении девочек. «Излишества – враг твой» [8] – еще совсем недавно эта фраза должна была помочь японцам пережить лишения военного времени и дотянуть до победы.

8

Данный лозунг во время Второй мировой войны активно распространялся в Японии, в том числе посредством СМИ (прим. пер.).

Я хочу большего.

Познакомившись с людьми, которые могли свободно говорить об этом, Михоко поняла, что она и сама такая. Что она здесь именно поэтому.

Я хочу большего.

Михоко была счастлива, что теперь может думать и говорить об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. Постепенно ее перестали спрашивать о причинах переезда. Одного этого объяснения уже хватало, и ничего другого не требовалось.

Я хочу большего.

Ей хотелось, чтобы и Кэйко так думала. Так говорила.

Михоко вспомнила, как Кэйко на протяжении всего месяца, что они провели вместе, с серьезным видом записывала что-то в блокнот. Сестра всегда была заторможенной. Во всех детских играх – будь то пятнашки, прятки или вышибалы – выигрывала Михоко. Когда они проказничали, нагоняй от взрослых всегда получала Кэйко – она просто не успевала убежать. Может, все дело в имени? И пришло же дедушке в голову выбрать такие иероглифы – «почтенный ребенок»! Михоко думала так каждый раз при виде своей неуклюжей сестры.

Из распахнутого окна доносились шумные голоса прохожих.

Чрезвычайно прелестная улочка – тут тебе и букинист, и ресторан, и эко-кафе. Обставленная забавной подержанной мебелью квартира, в которой жили Михоко с Эммой, находилась в невысоком старом здании. На первом этаже удачно расположилась забегаловка, где подавали тако. Теперь эти тако –

основа их с Эммой рациона. Очень вкусные. А сегодня вечером они с Эммой идут в Чайна-таун, чтобы поесть фо.

Конечно, и в этой стране, где она начала жизнь с чистого листа, есть дискриминация и другие проблемы. Иногда Михоко даже становится страшно. Но, вслушиваясь в льющийся с улицы через окно поток звуков, Михоко подумала о том, что, кажется, ей все-таки хочется продолжать жить здесь, в месте, где ее желания стали реальностью.

«Михо!» – зовет ее Эмма.

Да, у нее ведь есть Эмма, и это самое лучшее. Михоко положила голову ей на плечо.

В последнее время Михоко почти не писала свое имя иероглифами, даже не представляла их в голове. Теперь это короткое, мягкое «Михо» было для нее важнее всего. И в чем смысл этой пресловутой национальной идентичности, если на родине ты не можешь жить так, как тебе хочется? Михоко почти перестала это понимать.

* * *

Интересно, почему словосочетание «Клиника для женщин» вызывает такие смешанные чувства – одновременно тревогу и умиротворение? Оно настолько цепляет, что поневоле начинаешь задумываться – ведь обычные врачи вроде терапевта или лора, к которым обращаются в повседневной жизни, лечат не только женщин, с другой же стороны, тот факт, что для женщин имеется отдельное лечебное учреждение, даже в некоторой степени успокаивает.

Кэйко сидела на белом кожаном диване в светлой приемной и с безучастным видом оглядывалась вокруг.

На небольшой стойке – зеленые растения, выстроившиеся в ряд женские журналы и журналы с объявлениями. Меланхоличная мелодия будто из музыкальной шкатулки. Женщины, уткнувшиеся в смартфоны.

Кажется, именно с тех пор, как смартфоны распространились повсеместно, люди почти перестали читать журналы в приемных. Улыбающиеся женские лица на обложках, пылящиеся на стойке, выглядели удивительно резкими, даже слишком. Одна из них, с модной сумкой-тоут на плече, напоминала школьницу-хулиганку из старой манги для подростков. С ровными белоснежными зубами.

Время едва перевалило за полдень, но на диване в приемной уже не было свободных мест, а перед стойкой администратора «Клиники женского здоровья и красоты» женщины уже выстроились в очередь, чтобы без осмотра врача получить рецепт на комбинированные контрацептивы.

Единожды побывав у врача, можно было выписывать таблетки без повторного посещения.

Кэйко уже даже успела позабыть, как выглядел тот врач-мужчина, который осматривал ее в первый раз. Он производил неприятное впечатление, и Кэйко слушала его вполуха, а в конце он зачем-то заключил издевательским тоном, что, мол, ей самой решать. Тогда она подумала, что этот человек как-то не вяжется с «Клиникой для женщин».

А теперь раз в несколько месяцев ей нужно приходить сюда за рецептом. Многие женщины посещали клинику с этой же целью.

Тот самый один процент?

Бросая взгляд на очередь из женщин, Кэйко всякий раз испытывала благоговейный страх.

Довольно давно она прочитала в статье в интернете, что в Японии комбинированными контрацептивами пользуется лишь один процент женщин. Там же приводились данные по другим странам за тот год: Франция – сорок один процент, Германия – тридцать семь процентов, Великобритания – двадцать восемь процентов.